— Тут и ежу понятно! — брякнул Шрам.
— Ваш покойный коллега эту процедуру знал досконально — недаром же он одно время был научным работником.
И тут у Шрама мелькнула шальная мысль.
— А что, уважаемый, когда его выбирали на… эту должность, тогда тоже все было согласовано… наверху? — Коля, похоже, улыбнулся.
— Мой дорогой, неужели же вы думаете иначе? Неужели вы думаете, что там у вас, в вашем кругу, все делается само по себе, демократическим, так сказать, волеизъявлением, как у вас говорят, «правильных людей»?
Шрам не ответил. На языке у него вертелся еще один страшно волновавший его вопрос, но он почему-то не решался его огласить. И тут Коля, словно прочитав его мысли, сам забросил удочку:
— Кстати, вы знаете, нынешний куратор по северо-западу России, известный вам генерал, скоро отправится на заслуженный отдых. Так что и тут намечаются кое-какие перемены.
После этих слов Шраму стало не по себе. Неужели этот Коля — а значит, и еще кто-то там в Москве — знал о его делах с Калистратовым, о том, как Калистратов фактически его завербовал? Хотя ведь сам Коля прямо ему дал понять, что криминальные авторитеты действуют не «сами по себе», а по согласованию сверху. Но как, по чьему согласованию?
— … вам придется иметь дело с другими людьми, — услышал он конец Колиной фразы. — Я еще хотел просить вас об одном незначительном дельце, — лениво продолжил Коля.
И в этот момент Шрам догадался, что приближается к кульминации всего этого загадочного разговора.
— Если вас не затруднит, Александр Алексеевич, наведите, пожалуйста, справки о кассе. Ну, вы понимаете, о чем я говорю.
И тут Шрама впервые осенило — ну да, конечно же — общак. Миллионы и миллионы баксов, которые единолично контролировал Варяг. Колоссальные бабки… Но только как тут ответишь Коле о том, что Шрама самого эта тема волнует уже давно: кто бы знал, как ее решить? И, не давая повода для сомнений, он твердо сказал:
— Я наведу справки в ближайшее время.
— Ну и ладушки. Разрешите попрощаться с вами, Александр Алексеевич. Надеюсь, вы будете включены в списки «участников конкурса».
И вот теперь, когда в нелепой заварухе у обменного пункта полегли его лучшие бойцы и когда сука Калистратов дал ему от ворот поворот, Шрам решил действовать.
Московский Коля явно намекнул, что они больше не будут тянуть генерала, а значит, в случае чего Калистратов, спасая свою шкуру и заметая следы, может сдать его, Сашку Шрама, его же питерским бандитам, пустив слушок, что Шрам запродался легавым. Калистратов вполне может подложить ему такую свинью. И подложит! А братва не будет вникать в «тонкие материи», кто в ментуре за кого играет. Простым бойцам, может, и невдомек, что везде — и в Смольном, и в Моссовете, и в Госдуме, и в «силовых» министерствах, и на сходняке — сидят свои люди: те, кто если и не помогает впрямую (а есть и такие!), то просто не мешает братве. Уж кому-кому, а Шраму известно, как работает машина российской политики и российского бизнеса в Питере — где надо смазать пожирнее, а где гайки закрутить. Но быки, простые бойцы, пролетарии криминального мира, всех этих тонкостей не знают, да и начихать им на них…
Как там Коля московский говорил ему: теперь надо работать с другими людьми. Это как же понимать?
Шрам задумался. Уж не намекает ли Коля на то, что именно он, Шрам, нужен этим людям, которых представляет Коля. И в «конкурсе» предлагает участвовать. Та-ак! А раз он им нужен, то они его будут охранять. И если им даже известно про то, как Шрам сдал ментам Варяга, они будут помалкивать. А вот генералу Калистратову, под которым кресло зашаталось, может статься, нехило будет его подставить, и окажется он. Шрам, у московских золотопогонников вроде Варяга — подсадной уткой. Так что с генералом надо разобраться. И поскорее. И самому. Без свидетелей…
Такую работу нельзя поручать никому — даже Моне…
ГЛАВА 14
Лишь в пятом часу утра на зону прибыло пополнение — рота бойцов краевого ОМОНа и взвод бронетехники. Подполковник Беспалый, вспотевший, перепачканный копотью и провонявший пороховым смрадом, стоял на плацу и молча смотрел, как грозные БМПешки, урча, расползаются по зоне, на ходу выплевывая из железных брюх расторопных особназовцев с «Калашниковыми» наперевес…
Беспалый посмотрел на часы: четыре двадцать утра. Ну, кажись, улеглось. На востоке давно уже засветлело, и над мрачно навалившимся на горизонт лесом вспыхнула розовая полоска, предвестье скорого рассвета. Он постоял еще немного, потом поднес к губам видавший виды армейский переговорник, нажал кнопку и рявкнул:
— Кротов! Выходи на связь! Как слышишь? Прием! — Переговорник зашипел и откликнулся далеким, как из бочки, голосом майора:
— Слышу нормально, тааищ подполковник!
— Доложи обстановку! Та-а-ищ! — съехидничал Беспалый.
После непродолжительной паузы майор четко отрапортовал:
— Буза закончилась, тааищ подполковник. Заключенные разошлись по баракам…
— Все? — нетерпеливо перебил его беспалый.
— Не знаю пока, — неуверенно ответил Кротов. — Надо перекличку делать.
— Ну так делай! — недовольно бросил Беспалый.
— Прямо сейчас? Может, до утренней поверки погодим? — прокричал сквозь сплошной треск Кротов.
Беспалый задумался. Или прав майор — чего пороть горячку? Сейчас народ, утомленный собственным возбуждением да страхом, все равно повалится дрыхнуть. Ладно, будь по-твоему!
— Хорошо, майор, выставь посты охраны — задействуй прибывшую ОМОНовскую роту. Нашим дай роздых. Подъем через два часа, в шесть тридцать. Все.
Беспалый развернулся на каблуках и двинулся к себе. Войдя в кабинет, он запер дверь на ключ, подошел к сейфу и, открыв дверцу, достал початую бутылку водки. «Что-то в последнее время я стал много пить», — подумал подполковник. Он вообще пить не любил, пьяниц не уважал и, если имел с такими дело — как, например, с районным судьей Мироновым, — то цинично использовал их тягу к зеленому змию в своих интересах. Он никогда не устраивал «посиделки» даже с нужными людьми и соглашался на возлияния только в исключительных случаях, когда от собутыльника ему требовалась какая-то очень важная услуга. Или информация. В последнем случае он готов был — и мог — выпить хоть бутылку, хоть две, хотя на следующий день вставал с жуткой головной болью, ходил смурной и до вечера не мог себе места найти.
В последний раз он выпивал вместе с покойным зеком Муллой — когда намеревался выведать у него кое-что про своего невольного подопечного Игнатова, который на самом деле был хранителем российского воровского общака, виднейшим криминальным авторитетом по кличке Варяг.
Загадочная, почти детективная история с Варягом — с его переправкой сюда из Петербурга, с его смехотворным осуждением за вооруженный разбой на десять лет и почти полугодовым пребыванием в колонии — вся эта история не давала ему покоя.
