— Этот пистолет вы тоже в дупле нашли? — спросил он на всякий случай.
Упитанный Серега с готовностью закивал.
— Ну да, Колян нашарил. Там и ветчинка была, и хлебушек, и бутылек перцовочки. Твои, что ли? — Варяг не ответил.
Через четверть часа Варяг шел по лесной тропке на север. В руке он нее туго набитый полиэтиленовый пакет «Москва — Олимпиада — 1980», непонятно каким образом доживший в целости до сегодняшнего дня. В пакете лежало еды на два, а при экономном расходовании и на три дня пути. Одет он был в чистую Колькину рубашку и его же джинсы. А к поясу у него был привязан еще один комплект солдатской одежды. Если бы не свежее кровавое пятно на его рубашке — ни дать ни взять городской работяга на природе.
Лишь отойдя от охотничьего домика километра на три. Варяг позволил себе расслабиться — и только сейчас ощутил, что идти дальше у него нет абсолютно никаких сил. Он повалился под елью, положив пакет рядом, и его тотчас сморил глубокий сон.
Когда он проснулся, солнце уже завалилось за верхний окоем леса. Он взглянул на часы — семь тридцать. Теперь ему надо искать одинокий хутор, расположенный по течению реки километрах в двенадцати от охотничьего домика, где живет какой-то Платон. Священник. Бывший. Двенадцать километров по лесу в его нынешнем состоянии — это день, не меньше. Он повернул голову вправо — рана на плече сильно болела. Видно, загноилась. Сил идти больше не было. И, кажется, у него поднялась высокая температура. Сегодняшнюю ночь ему придется провести тут, а уж завтра спозаранку двинуться в путь… Мысли Варяга путались, голова кружилась… он проваливался в тяжелый сон, больше напоминающий бред.
Наутро Варяг с трудом разлепил веки. Голова отяжелела, в висках давило. Он ощущал озноб. Ну вот, неужели воспаление, — только этого не хватало. Он с усилием поднес к глазам левую руку. Часы показывали шесть. Шесть утра. Давно пора двигаться. Он приподнял голову. В висках бешено заколотили сотни молотков. На лбу выступила испарина. Озноб пронизывал все тело. Что за черт… Он ощупал рану на боку. Рана вроде бы закрылась, кровь запеклась. Но там творилось что-то страшное. Кожа набухла, попунцовела, рваные края раны налились чем-то густым белым. Гной! Лишь бы не началось заражение! Он застонал и поднялся на ноги. Перед глазами поплыли тяжелые темные круги. Он оперся о ствол дерева.
Ужасно хотелось пить. Сердце колотилось. «Надо идти, — уже в бреду приказал себе Владислав. — У меня рассиживаться времени нет. Надо идти. Надо искать реку. По руслу идти вверх по течению. К Платону».
Он брел вдоль реки. Пакет с едой он давно бросил, не съев ни крошки из того, что там лежало. Когда им опять овладевала жажда, он просто спускался к реке, ложился на землю и губами хватал холодную воду. Сколько километров осталось позади. Варяг не знал, но, сверяясь с часами, видел, что провел в дороге около суток. Снова близился вечер. Речка вилась по лесу и конца ей не было видно. За все время Варяг не встретил ни души. Обе раны сильно гноились. Озноб то отпускал его, то снова приходил — и тогда наступали такие минуты глухого забытья, что он падал на сухую траву, проваливаясь в тяжелый сон.
К вечеру небо вдруг покрылось тучами и хлынул ливень. Варяг заполз под ель, натянул рубашку на голову и забылся в бреду…
ГЛАВА 21
Четыре дня, с утра до ночи, охрана колонии вместе с ОМОНом прочесывали территорию вокруг лагеря. По всем постам милиции района был отдан приказ проверять дороги, усилить посты.
Но пока все предпринятые меры к результатам не привели: следы беглого зека обнаружить так и не удалось. На пятый день подполковник Беспалый, надев выходную форму, в которой он обыкновенно выезжал на совещания да ходил в праздничные дни, отправился в райцентр — Северный Городок. Он собирался взять там в местном отделении милиции машину, чтобы добраться до областного аэропорта, а оттуда вылететь в Москву. Но в Северном его ждал самый настоящий сюрприз.
В кабинете начальника городского отдела внутренних дел, помимо полковника Лукашенко, сидели два мужичка — один высокий и тощий, другой упитанный и коротконогий.
— От, полюбуйся, Александр Тимофеич, — вместо приветствия бросил вошедшему полковник Лукашенко. — Доставили ко мне сегодня утром вот этих горе-туристов. Хлопцы перепуганы до смерти, говорят, что еле ноги унесли из лесу. На какого-то бродягу нарвались. Сами-то живы остались, а вот дружка их тот бродяга убил.
— Лихая история! — поднял брови Беспалый, — И где же это произошло?
— Да в общем-то в зоне твоего влияния! — покачал головой Лукашенко. — Утес знаешь? Километрах в восьмидесяти на север от твоей колонии. Там еще сливаются речушки Стылая и Рыська.
— Ну знаю, — мрачно слушал Беспалый начальника ОВД.
— Есть там охотничий домишко заброшенный, прямо около Рыськи. Так вот хлопцы с неделю тому в этом домишке расположились отдохнуть, порыбачить, а вчера к ним из лесу пожаловал непрошеный гость. Вот я и думаю, уж не от тебя ли пожаловал? — и полковник Лукашенко вопросительно взглянул на Беспалого.
— Погоди-погоди, Сергей Сергеич, — с тревогой в голосе пробормотал Беспалый. — У Рыськи? Так ведь это ж действительно километров восемьдесят будет от колонии… За болотами… Черт! — И он резко обратился к тощему:
— А как выглядел тот человек? Тощий, поглядывая на Лукашенко, торопливо заговорил:
— Здоровый, волосы светлые, плечищи широченные. С автоматом на нас попер. На Коляна, то есть. Мы-то с Пашкой, — он мотнул головой в сторону кореша, — рыбачили как раз. Возвращаемся и видим: мужик этот Коляна на мушке держит. Хотел стрельнуть. Но осечка вышла. Автомат-то у него не заряжен оказался. Тогда он Коляна ножом пырнул. Прирезал, гад, на месте. На наших, можно сказать, глазах. Потом откуда-то пистолет достал. Стал угрожать. Пашку вон по голове шарахнул прикладом. Мы думали, нам кранты. Но, слава Богу, обошлось. Мужик жратвы потребовал, мы ему полный пакет напихали — он и отвалил.
— А кто, откуда — не говорил? — занервничав, спросил Беспалый.
Тощий пожал плечами.
— Видно, издалека шел. Весь в крови. Бок у него порван был. И плечо вроде… То ли ножичком его искромсали, то ли на сук в лесу напоролся — хрен его знает. Вообще мужик здоровый, видать, но шибко уставший, из сил выбившийся. Издалека шел.
— А откуда ты знаешь, что издалека? — как бы невзначай поинтересовался Беспалый.
— Да весь какой-то чумазый, исхудавший, обувка перепачканная то ли в тине, то ли в черноземе — в тех-то краях, где мы остановились, земля светлая, сухая. А у него на сапогах налипло по пуду грязи. Издалека шел мужик. Точно говорю. И одежда на нем была — тряпье какое-то, все рваное, будто кто ему нарочно все изодрал. Он Коляновы шмотки взял, переоделся.
— Высокий, плечистый, говоришь, волосы светлые? — тихо спросил Беспалый. У него снова родилось тревожное сомнение. — Уши небольшие, прижатые к голове?
Тощий изобразил на лице задумчивость.
