— У вас в доме находится человек! — обратился Беспалый к Потапу без приветствий и предисловий. — Мы его ищем.
Потап спокойно взглянул на свирепого подполковника.
— Был человек, верно. Но уж, почитай, неделю как попрощался.
Беспалый на мгновение задумался. Вряд ли старик врет. Но если гостя нет, тогда зря он суетился и эту операцию готовил.
— И куда же он делся, хотелось бы знать?
— Да кто его знает! — Старик не спускал глаз с подполковника. — Ушел. На восток куда-то.
— А кто он, откуда? Как сюда попал? — Старик отвечал без раздумий, точно по заученному — или по правде.
— Да он тут где-то на реке охотился. А его порвала рысь. Вот он ко мне и подался. Видать, знал, что в лесу обитает такой старичок — добрая душа. Ты ведь и сам знаешь, Витюша, — обратился старик к майору. — Как мать-то, Елена Егоровна, выздоровела?
— Выздоровела, отец Потап, спасибо, — совсем растаял майор.
Беспалый повернулся к нему и тихо сказал:
— Бери этих молодцов, майор, и иди в дом — погляди там да про чердак и погреб не забудь.
Он проследил, как омоновцы с майором резво вбежали в сени и исчезли в полумраке.
Старик забеспокоился.
— Там племянница моя, Елена… Она…
— Да ничего они с твоей Еленой не сделают, старик! — окрысился Беспалый. — А с ней я вот хочу потолковать. Зови давай свою Елену!
Но она и сама уже показалась в дверях, испуганная вторжением в дом солдат с автоматами. Беспалый окинул оценивающим взглядом молодую женщину. Красивая, в теле. Только вот смотрит настороженно и злобно. Ишь ты, шалава, ну, ничего, ты у меня запоешь!
— Я разыскиваю одного опасного преступника. Он две недели назад совершил дерзкий побег из колонии строгого режима. По некоторым данным, он мог оказаться в ваших краях… А у вас, я знаю, гостевал некий человек. Кто он?
На этот раз свой вопрос он задал женщине.
— Я обязана вам отвечать? — дерзко отозвалась она. Беспалый побагровел: он не привык, чтобы с ним так разговаривали.
— Обязана, обязана!
— Может быть, у вас и ордер на обыск имеется? — продолжала дерзить Елена.
Ах, ты еще и грамотная! Ну ладно, не хочешь по-хорошему, я с тобой поговорю по-плохому. Беспалый не удостоил ее ответом и стал ждать возвращения омоновцев.
Минут через пятнадцать из дома вышел майор и, стараясь не глядеть на старика и его племянницу, отбарабанил:
— Все осмотрели — ничего не нашли! — Беспалый повернулся к Елене и, насмешливо коверкая слова на деревенский лад, произнес:
— Слыхали, барышня, — это не обыск, а осмотр! А ежели вас документик на обыск интересует, то не сумлевайтесь — будет и документик. — Он обратился к омоновцам. — Так, ребята, ладно, отбой. Видать, опоздали маленько. Вы отправляйтесь обратно к вертолету, а я с моими молодцами пока тут еще побуду, поговорю с хозяевами. Гринько, Панаев — остаетесь здесь. Да, майор, — вдруг вспомнил он, — а нас пусть отвезет тот «уазик»… Мы быстро — через полчасика освободимся.
Проводив глазами омоновцев, Беспалый развернулся к Потапу и его племяннице.
— Ну вот, любезные мои, а теперь поговорим как следует, без энтих экивоков. Гринько, Панаев! Живо в дом — все там переверните вверх дном. Что искать — представляете себе?
— Так точно! — рявкнул за двоих верзила Панаев. — Помет звериный!
Панаев и Гринько были сверхсрочниками — тупыми, исполнительными вертухаями, которые беспрекословно выполняли приказы.
— Молодец! — ухмыльнулся Беспалый. Его школа! Он когда своих охранников учил вести шмон на зоне, любил повторять, что они ищут «помет звериный».
Спрятанные в тайниках заточки, наркота, «малявы» с воли — все это на языке подполковника Беспалого называлось «пометом звериным».
Ребята бросились в дом, а Беспалый подошел к старику и зажал его густую бороду в кулак.
— Вот что, дед, я вижу, ты с майором семьями дружишь. Может, ты ему еще и жопу подтирал в младенчестве, ну а мне с тобой вспоминать нечего. Так что я без церемоний… Говори, старый пень, кто у тебя гостевал?
И тут Елена бросилась к Беспалому и попыталась разжать ему пальцы. Тот, не повернув головы, левой рукой наотмашь врезал ей по щеке. Она так и отлетела в сторону. Глаза отца Потапа сверкнули.
— Не надо было, подполковник, так с ней. Меня бы пытал. Она-то тут ни при чем.
— Ах, вот как заговорил. Значит, соврал ты мне, дед! Божьего суда-то не боишься?
— Я не боюсь, — тихо произнес Потап. — Я уже свое отгрешил и за все покаялся. Моего покаяния на многих бы хватило.
— Так кого ты укрывал в своем доме, богомолец хренов?! — заорал Беспалый, теряя терпение.
Из глубины дома донесся радостный голос Гринько:
— Есть, товарищ подполковник! Есть!
ГЛАВА 38
Сержант Гринько высунулся из окошка и продемонстрировал Беспалому сапог. Подполковник сразу узнал эту обувку: в таких кованых сапогах на толстой кожаной подметке топтали зону его подопечные. Сомнений быть не могло: этими сапогами его снабжал закрытый кожевенный комбинат Министерства обороны, который уже года три не получал госзаказ и тачал левые партии — в том числе и беспаловские… К тому же каждая пара имела свой серийный номер.
— Проверь, Гринько, номерок — там, под стелькой! — После некоторого усилия сержанту удалось отодрать накрепко приклеенную стельку.
— ПБ-5645-96!
— Ага, девяносто шестого года партия! — довольно произнес Беспалый. — Я как раз этим субчикам их и выдал. Все сходится!
У него бешено заколотилось сердце. Горячо! Уже горячо! Он чуял свежую кровь раненого зверя! Отшвырнув от себя Елену, Беспалый бросился к старику.
— Ну что теперь, старый хрен, будешь говорить? Здесь был Варяг? Он у тебя, значит, залег — и ты его вылечил, подлюка? Говори! — Беспалый вырвал из кобуры свой старенький ТТ и сбросил предохранитель. — Я не шучу, дед! Считаю до трех — если не скажешь, кто у тебя гостевал в доме — я… ее пристрелю. Прямо у тебя на глазах!
В глубоко запавших старческих глазах появились слезы.
— Боже ты мой, что же делать? — прошептал он. — Ну, хоть меня пристрели — ее не тронь.
— Уж нет, сука! — Беспалый понял, что нащупал слабую струну. — Тебя оставлю жить. А ее прямо на твоих глазах… прямо на твоих глазах… Скажу вон этим бугаям — они ребята горячие, у них увольнительных уже три месяца не было, по бабам изголодались. Я им кивну, и они твоей Елене юбку задерут до пупа и тут же на этом крылечке по очереди. А ты будешь на это смотреть, понял? Ты этого хочешь, дед?
По Потаповым щекам текли слезы.
— Грех беру на душу тяжкий. Грех тяжкий. Прости ты меня, Егор Сергеевич, малодушного, прости, родимый! — Он перевел дыхание. — Ладно, твоя взяла. Скажу. Да, был человек. Из колонии он бежал. Пожил, пожил и ушел. Куда — не знаю, вот тебе крест, не знаю!!!
