— Нас все гонят… — жалобно говорили они. — Нас гонят, нас не пускают, нас бьют…
Шурочке стало жалко… этих..
— Мне жалко вас, — сказала она. — Я же вас не гоню!
— Ты не гонишь, не гонишь! И правильно!. — лепетали эти. — А мы многое можем! Мы ведь — экстрасенсы! Мы исцеляем и наделяем. Всем, чем ты захочешь. И мы даже можем материализовать желание. Вот, смотри!
И Шурочка увидела перед собой полочку с кактусами — точь в точь, как в магазине.
— Это тебе! — сказали эти.
— Спасибо! — Шурочка протянула руку к кактусам, но вдруг кактусы, вместе с полочкой, стали оплывать, сочиться какой-то коричневой жижей, и превратились в кучу грязи на полу.
— А, вот почему вас гонят! — догадалась Шурочка.
И тут она увидела на шеях этих ошейники. От ошейников шли поводки. Шурочка проследила, куда идут поводки, и вздрогнула от ужаса.
Поводки держало в руках что-то огромное, страшное, волосатое…
Лица его Шурочка не увидела, но, при взгляде на его толстый живот, её пронзило такое чувство, какое бывало в ней при половом желании. Чувство было сильным, но непродолжительным. Чувство взвилось и очень быстро перешло в абортную боль.
И Шурочка скорчилась там, во сне, от жуткой абортной боли и стыда.
— А, вот ты кто… — подумала она.
Ей было страшно. Она поняла, что волосатое не шутит с ней. И будет давить её этой болью. Долго, долго будет давить.
И, всё-таки, Шурочка решила и начала поднимать глаза, скользя взглядом по груди и шее волосатого. И увидела на его шее ошейник.
Поводок от ошейника шёл к чему-то огромному. Огромному, непередаваемо огромному и непередаваемо страшному.
— А-а-а… — закричала Шурочка от боли и страха.
Я забираю тебя-я-я… — прошептало страшное.
— Нет! — крикнула Шурочка.
И проснулась.
Она встала, прошла на кухню. Взяла сигарету, закурила. Ей было страшно. Отчётливая явь этого сна стояла в её глазах.
За окном начинался чудесный летний рассвет.
Глава 20
Весь день Шурочка пролежала на кровати. Телевизор снова был включен, но Шурочка периодически проваливалась в сон. Потом просыпалась, шла на кухню, курила, иногда что-то ела, и снова падала на кровать, проваливаясь в дремоту.
Юра пришёл вечером. Он был возбуждён и даже весел.
— Как ты? — спросил он.
— Ничего. Вытерпела. Не хочу больше колоться. Только деньги кончились. Поесть купила, и всё. Надо мне на работу куда-нибудь устраиваться, а то я с голоду могу загнуться.
— Да, — сказал Юрка. — Иди торговать мороженым. Весь световой день, за три тысячи. Или четыре.
— А куда мне ещё? Раньше я в Макдональдс хотела.
— Да, тебе после операции только в Макдональдсе, за стойкой стоять. Тоже за три тысячи, очень даже хорошо.
— Зато там накормят.
— Сомнительно. Ладно тебе мучиться. Ну-ка, закрой глаза!
— Зачем?
— Закрой, закрой! А теперь — открывай! Ап!
На столе лежали деньги. Баксы. Много.
— Тысяча, тысяча! Тысяча баксов! — плясал Юрка вокруг стола.
Он схватил Шурочку за руку, и они стали танцевать вдвоём. У них было теперь сокровище. Ура!
— Откуда? — спросила Шурочка, когда они устали плясать и упали на кровать.
— От верблюда! Много будешь знать — скоро состаришься. А ты мне нужна молодая! Молодая и красивая! Ура!
«Я люблю его», — думала Шурочка.
Потом они немного полежали, не размыкая объятий.
— Ладно, пора, — Юрка заворочался и встал, почёсываясь.
Он вышел на кухню и вошёл снова, держа в руках шприц.
— Давай, ты первая, — сказал он.
Сердце у Шурочки колотилось. Она не сказала ни слова и протянула Юрке руку. Сопротивления не было и следа. Всё было естественно. Всё было так, как надо. Как будто — давно уже было всё решено. И ничего не надо было глушить.
— А-а-а….
— Я тебе — самую малость. Даже меньше чем полграмма, — говорил Юрка. — Потихоньку будешь, через день. Я уже больше года так — то через день, то каждый день. А не так, как Настя твоя.
— Да! — вспомнила Шурочка. — Насте надо позвонить. Она просила ей позвонить, когда ты появишься. Чтобы купить у тебя, подешевле.
— Не надо Насте звонить, — сказал Юрка, вытаскивая иглу. — Настю я видел. Она пристроена.
— Как пристроена?
— Так. Пристроена, к одному хмырю. К барыге одному, который ей покупает. А она ему платит.
— Как?
— Натурой, как. Ему, и кому он захочет. Настя рванула здорово. Всё ей хотелось кайфа сумасшедшего. А платить нечем. Она капитально подсела. Ей уже надо два раза в день. А то — и три. А у родителей — нечего брать. Голь и моль.
А помочь? Можно ей помочь? — Шурочке трудно было представить горделивую Настю в таком бедственном положении. За какие-то два месяца. Или три…
— Плати за неё, вот и поможешь. Аре там, в Испании, в частной клинике лечится. Папаша за него платит.
Юрка ввел содержимое шприца себе, в вену кисти руки.
— Почти ничего не чувствую. Ну, хоть не ломает. А ты?
— Хорошо! Как хорошо…
Сквозь щёлочку в неплотно сдвинутых шторах пробивался луч летнего солнца. Пылинки передвигались в нём своими неведомыми траекториями. Кто бы разобрался…
Двое лежали на старой, облезлой, широкой кровати. Их обманутым душам казалось, что они сами всех обманули и вырвались из реальности этого мира…
В сущности, в данный момент, в мире никому не было дела до этих двоих. Плакали о них — только небеса.
Глава 21
Дальше всё было, как у всех. Как у всех наркоманов, когда у них есть деньги. Юрка уходил ненадолго. Иногда брал из общей «кучи баксов», а иногда и добавлял туда. Но всё равно — убывало быстро.
Мать Шурочкина позвонила в конце августа.
— Как дела? — спросила она.
— Нормально, — ответила Шурочка. — В Макдональдсе работаю.
— Молодец. Можешь прийти в гости. Подарок не забудь купить.
Шурочка сходила в гости, купив в подарок отчиму парфюмерный мужской набор. Отчим растрогался и дал Шурочке две тысячи рублей. И обещал снова давать по три тысячи в месяц, когда начнётся учёба.
И Шурочка сделала себе подарок. Она зашла в ювелирный магазин и купила себе серебряное кольцо.
Начался сентябрь, а с ним и учёба в институте. Не было уже в группе Арса, родители которого так и не привезли его в Россию, но оформили ему академический отпуск. Не было и Насти.
