— Здесь все ржавое, — сказал он.
— Что?
Джоуи соскреб чешуйку ржавчины с ближайшего колеса:
— Ржавчина. Оксид железа.
— Это из-за дождя, — объяснил де Роса.
— Я могу дать вам десять тысяч долларов, — сказал Джоуи. — Если здесь больше тридцати тонн, заплачу пятнадцать. Этот мусор того не стоит, учтите.
— Зачем он вам нужен?
— У меня много машин, которые нужно чинить.
— Вы очень молоды. Зачем вам это надо?
— Потому что я дурак.
Да Роса взглянул на сорняковые джунгли у забора:
— Я не могу отдать все.
— Почему?
— Эти машины сейчас не нужны нашей армии. Но они могут понадобиться, если будет война. Тогда они станут дороже.
Джоуи закрыл глаза и содрогнулся от нелепости этих слов.
— Какая война? С кем вы собираетесь воевать? С Боливией?
— Я просто говорю: если будет война, запчасти пригодятся.
— От них никакого проку. Я предлагаю за это барахло пятнадцать тысяч долларов. Quince mil dolares.
[88]
Да Роса покачал головой.
— Cincuenta mil.
— Пятьдесят тысяч? Нет. Черта с два. Вы меня поняли? Ни за что.
— Trienta.
[89]
— Восемнадцать максимум. Diez у ocho.
[90]
— Vienticinco.
[91]
— Я подумаю, — сказал Джоуи, поворачивая к конторе. — Вы получите двадцать тысяч, если здесь больше тридцати тонн. Договорились? Это последнее предложение.
Через несколько минут, пожав на прощание замасленную руку да Росы и сев в такси, которое дожидалось на дороге, Джоуи мысленно похвалил себя за то, что так ловко торговался, и за то, что ему достало смелости приехать в Парагвай и провернуть эту сделку. Джоуи обладал замечательным хладнокровием, которого отец в нем не ценил, — это понимала только Конни. Джоуи подозревал, что унаследовал этот инстинкт от матери, которая вечно с кем-нибудь соперничала, и теперь ощущал особое сыновнее удовлетворение, испытав его. Сумма, которую он намеревался заплатить да Росе, была намного ниже той цены, которую Джоуи предполагал выложить изначально. Даже за вычетом денег, полагающихся местному грузоотправителю, который должен был сложить запчасти в контейнеры и отослать в аэропорт, и внушительной суммы, в которую обошлась бы переправка груза чартерным рейсом в Ирак, Джоуи по-прежнему укладывался в рамки, гарантировавшие баснословный доход. Но, пока такси пробиралось через старинные, колониальной эпохи, районы Асунсьона, Джоуи начал опасаться, что задача ему не по силам. Разве можно посылать никуда не годное, бесполезное барахло американским солдатам, которые пытаются выиграть в жестоких условиях неконвенционной войны? Хотя проблему создал не он — все затеял Кенни Бартлс, выбрав устаревшие «А-10», которые можно было раздобыть почти задаром и тем самым выполнить условия контракта, — это была тем не менее проблема Джоуи. И она породила проблему еще более серьезную: с учетом цены стартапа и небольшой, но затратной пересылки запчастей из Лодзи, он уже потратил почти все деньги Конни и половину своего банковского займа. Даже если теперь он каким-то образом сможет вернуть эту сумму, то Конни останется без гроша, а сам он залезет по уши в долги. Джоуи нервно повертел кольцо на пальце, снова и снова, и уже собирался утешения ради сунуть его в рот, но передумал из опасения вновь проглотить. Он попытался внушить себе, что где-нибудь в мире должны быть и еще запчасти от «А-10» — в целости и сохранности, на каком-нибудь богом забытом складе в Восточной Европе, — но и так уже немало дней ушло на поиски в интернете и телефонные звонки, и шансов было мало.
— Гребаный Кенни, — сказал он вслух, подумав, что совесть ему сейчас совершенно некстати. — Гребаный бандит.
Вернувшись в Майами, в ожидании рейса Джоуи заставил себя позвонить Конни.
— Привет, малыш, — бодро сказала она. — Как там Буэнос-Айрес?
Джоуи умолчал о деталях своего маршрута и перешел прямиком к проблемам.
— Похоже, ты отлично справился, — сказала Конни. — Двадцать тысяч долларов — отличная цена.
— Да, да, но это примерно на девятнадцать штук больше, чем оно реально стоит.
— Нет, детка, оно стоит того, что Кенни тебе заплатит.
— И тебе не кажется, что я, например, должен бы обеспокоиться — с точки зрения морали? Из-за того что я всучиваю правительству полное дерьмо?
Конни замолчала, задумавшись.
— Наверное, — наконец сказала она, — если ты слишком переживаешь, то тебе не следует этим заниматься. Мне всего лишь хочется, чтобы ты получал радость от работы.
— Я не намерен терять твои деньги, — ответил Джоуи. — Вот это я знаю наверняка.
— Ничего страшного, даже если ты их потеряешь. Я хочу, чтобы ты вернулся в колледж. Хочу, чтобы мы жили вместе.
— Давай так и сделаем. Я готов, если ты того хочешь. Я совершенно готов.
Под беспокойным и серым небом Флориды туда-сюда сновали испытанные оружия массового поражения. Джоуи с сожалением подумал, что хотел бы жить в каком-нибудь ином мире, более простом, где хорошей жизни не обязательно достигать за чужой счет.
— Мне звонила твоя мать, — сказал он.
— Знаю, — отозвалась Конни. — Я плохо поступила, Джоуи. Впрочем, не я первая начала разговор. Она увидела кольцо и спросила, и я просто не смогла промолчать.
— Она злится, что я не сказал родителям.
— Пусть себе злится. Скажешь, когда будешь готов.
Джоуи добрался до Александрии в мрачном настроении. Лишившись возможности мечтать о Дженне или ждать новой встречи, не в состоянии вообразить себе благоприятный исход парагвайских дел и не видя впереди ничего, кроме проблем, Джоуи съел огромный пакет чипсов и позвонил Джонатану, чтобы пожаловаться и обрести у друга утешение.
— И вот что самое худшее, — сказал он. — Я поехал туда, будучи женатым.
— Чувак! Ты женился на Конни?
— Да. В августе.
— Ничего более безумного я в жизни не слышал.
— Я подумал, что лучше сказать тебе, иначе ты, скорее всего, узнаешь от Дженны. Честно говоря, она сейчас от меня не в восторге.
— Думаю, она страшно разозлилась.
— Да, я знаю, что она, на твой взгляд, просто ужасный человек, но ты ошибаешься. Она страшно растеряна, а все окружающие замечают лишь ее внешность. Ей повезло куда меньше, чем тебе.
