Уолтер посмотрел на меня.
Я рассказываю тебе это для того, — сказал он, — чтобы ты понял: Зази к чудесам не привыкать.
Именно благодаря словам Уолтера «То, что он похож на собаку, совершенно не означает, что это собака» у меня рождается одна идея. Поскольку никто в здравом уме не притащит в больницу дикое животное, люди, увидев меня с Зази, решат, что это домашний питомец. А это означает, что нужно всего лишь придумать вескую причину, чтобы провести в больницу собаку.
По-моему, у меня два варианта: во-первых, можно сказать, что это собака, предназначенная для психотерапии. Я понятия не имею, практикуют ли в данной больнице подобного рода терапию, но знаю, что есть специально обученные лабрадоры, спаниели и пудели, которых приводят в детское отделение, чтобы поднять настроение больным малышам. Насколько я понимаю, эти собаки обычно старше, спокойнее и невозмутимее — у Зази практически не остается шансов.
Больше в больницах, кроме собак-поводырей, я четвероногих друзей не видел.
Нa заправке я покупаю страшные, огромные, черные солнцезащитные очки за два доллара девяносто девять центов. Звоню маме на сотовый и сообщаю, что уже еду, чтобы они с Карий ждали меня у папы в палате. Потом паркуюсь на стоянке перед больницей, подальше от других машин. Переднее сиденье мы отодвинули назад, чтобы всунуть клетку с Зази, — она заняла все свободное место. Я вылезаю из машины и открываю пассажирскую дверцу, не сводя сердитого взгляда с волка, сидящего за металлической дверью.
Слушай, — говорю я, — мне это нравится еще меньше, чем тебе.
Зази пристально смотрит на меня.
Я пытаюсь убедить себя, что, когда открою клетку, волк не вцепится зубами мне в руку. Уолтер уже надел на него ошейник, и все, что мне осталось, — прицепить поводок.
Что ж, даже если он меня укусит, я уже рядом с больницей.
Я проворно открываю клетку и защелкиваю тяжелый карабин на металлической петле на ошейнике волка. Он одним грациозным прыжком покидает клетку и начинает тянуть меня вперед. Я едва успеваю закрыть дверцу машины и поспешно достаю из кармана солнцезащитные очки.
Волк метит каждый столб, стоящий вдоль аллеи, идущей к больнице. Когда я дергаю за поводок, чтобы он поторопился, Зази оборачивается и огрызается.
Если сидящие за столиками информаторов медсестры и удивляются, что слепой тянет за собой собаку-поводыря, а не наоборот, то не говорят ни слова. Я благодарен Господу, что в лифте, который везет нас на четвертый этаж в реанимацию, мы одни.
Молодец! — хвалю я, когда Зази ложится на пол, скрестив лапы.
Но когда раздается звон колокольчика и дверцы лифта разъезжаются, волк вскакивает, оборачивается и кусает меня за колено.
Черт! — взвываю я. — За что?
Я наклоняюсь, чтобы посмотреть, не прокусил ли он до крови, но в открытых дверях лифта ждет девушка-волонтер с грудой папок.
Добрый день, — здороваюсь я, надеясь отвлечь ее от того, что у меня на поводке волк.
Ой! — удивляется она. — Здравствуйте.
Только сейчас понимаю, что я же слепой и не могу ее видеть.
Неожиданно Зази бросается по коридору. Я, тут же забыв о девушке-волонтере, пытаюсь не отставать. За мной следует не она, а другая медсестра. Она выше меня, и бицепсы на ее руках свидетельствуют о том, что она, скорее всего, «уложит» меня в армрестлинге. Я видел ее в тот день, когда впервые приехал в больницу, но до сегодняшнего дня она на работу больше не выходила, поэтому не узнает меня и не удивляется моей неожиданной слепоте.
Сэр, простите... Сэр!
На этот раз я не забываю обернуться исключительно на оклик.
Вы ко мне обращаетесь? — спрашиваю я.
Да. К кому вы пришли?
К Уоррену. Лукасу Уоррену. Я его сын, а это моя собака-поводырь.
Она складывает руки на груди.
На трех лапах.
Вы серьезно? — улыбаюсь я так, что на щеках появляются ямочки. — А я заплатил за четыре.
Медсестра остается серьезной.
Прежде чем собака войдет в палату, необходимо получить разрешение лечащих врачей мистера Уоррена...
Собаку-поводыря пускают во все места, открытые для посещения, где она не представляет прямой угрозы, — цитирую я информацию, полученную в Интернете благодаря мобильному телефону. — Трудно поверить, что в больнице нарушаются права американцев-инвалидов.
Собак-поводырей пускают в реанимацию, только рассмотрен каждый конкретный случай. Если вы секунду подождете, и могу...
Обратитесь в Министерство юстиции, — перебиваю я, когда Зази начинает сильно тянуть поводок.
Есть максимум пять минут, пока сюда не явится охрана, чтобы вывести меня из палаты. Медсестра продолжает кричать, а Зази тянет меня дальше по коридору. Он ведет меня прямо в палату отца, без лишних команд.
Кара сидит, съежившись в инвалидной коляске; мама стоит рядом. Отец так же неподвижно лежит на кровати, трубки тянутся от его горла и змеятся из-под вафельного одеяла.
Зази! — восклицает Кара, и волк наскакивает на мою сестру. Ставит передние лапы ей на колени и начинает облизывать лицо.
Он меня укусил, — жалуюсь я.
Мама отступает в угол, ей не очень уютно в одной комнате с волком.
А он не опасен? — спрашивает она.
Я смотрю на маму.
По-моему, уже поздно об этом спрашивать.
Но Зази уже отвернулся от Кары и заскулил у кровати отца. Одним легким прыжком волк вскочил на узкий матрас, лапами заключив, как в тиски, тело отца. При этом он осторожно переступает через трубки, спрятанные под одеялом.
У нас мало времени, — предупреждаю я.
Только посмотри! — отвечает Кара.
Зазигода нюхает волосы отца, его шею. Проводит языком по его щекам.
Отец недвижим.
Волк издает жалобный вой и снова облизывает лицо отца. Потом тянет зубами за одеяло и бьет по нему лапой.
Раздается зуммер, и мы все смотрим на аппараты, стоящие у кровати. Пришло время сменить капельницу.
Теперь ты мне веришь? — спрашиваю я Кару. На лице сестры написана решимость, губы сжаты.
Дай ему минутку, — просит она. — Зази знает, что он там. Я снимаю очки и встаю перед сестрой, чтобы она не смогла отвести от меня взгляда.
Но папа не знает, что Зази здесь.
Она не успевает ответить, как дверь распахивается и в палату входит дежурная медсестра с охранником. Я опять натягиваю солнцезащитные очки.
Это была идея моей сестры, — оправдываюсь я.
Мог бы сразу толкнуть меня под автобус, — бормочет Кара. Медсестра чуть ли не задыхается от возмущения.
Там. Собака. На кровати! — выдыхает она. — Уберите. Собаку. С кровати!
