Ты знаешь, мне всегда было легче любить тебя на расстоянии. Я с нетерпением ждала, когда ты уедешь из дома, чтобы начать любить тебя. Ведь, будучи далеко, ты не мог накричать на меня или на маму, не мог испортить нам настроение. А потому, находясь далеко, ты всегда был хорошим. Честно говоря, я всегда мечтала, чтобы ты уехал и никогда не возвращался. Чтобы я знала, что ты есть, что у тебя все в порядке, но ты далеко. Я думала, что как только ты исчезнешь из нашей жизни, все станет прекрасно. Я думала, что в доме всегда будет царить атмосфера доброты и счастья. Но знаешь, потом я поняла, что ты был тем клеем, который держал нашу семью вместе. Мы с мамой объединились против тебя, и это делало нас ближе. Я не хочу сказать, что ты был нашим врагом, но ты же сам прекрасно знаешь, что дружба часто бывает против кого-то. И этим кем-то в нашей семье был ты.
Я боялась тебя. Я не знаю, понимаешь ли ты, насколько жестоким бываешь? Твое поведение очень часто ранит близких тебе людей. Я не знаю, намеренно ли ты делаешь это, но надеюсь, что нет. Я замечала, что бывает, ты жалеешь, обидев меня или маму, но не признаешь своей вины. Наверное, тебе просто сложно оказаться неправым. А ведь на самом деле жить становится намного проще, если не загонять себя в рамки. Если просто позволить себе обнять любимого человека, когда этого хочешь. Искренне заплакать или попросить прощения.
Я тоже хочу попросить прощения у тебя, папа. Попросить прощения за то, что была эгоисткой. За то, что требовала много внимания, отнимала у тебя маму. Я не знаю, что ты чувствовал, находясь дома. Ощущал ли ты себя чужим в нашем обществе, думал ли, что нам лучше без тебя? Прости, если заставляла тебя чувствовать себя лишним в своей семье. Дети эгоистичны.
Дорогой папа! Я прощаю тебе все обиды. Я не хочу разбираться, кто прав, а кто виноват. Мы оба правы и оба виноваты. Мы оба были жестоки и эгоистичны. Но я прощаю тебя, прости и ты меня».
«Дорогая мама!
Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Я не знаю, что тебе нужно для счастья, но я готова сделать все что угодно, чтобы ты это получила. Я не хочу, чтобы ты плакала, мне больно видеть тебя несчастной.
Мама, я понимаю, что судьба женщины тяжела. Женщина должна любить своего мужа, любить своего ребенка, любить свой дом, забывая о себе. Женщины жертвуют своим счастьем ради счастья других. Мама, я хочу тебе сказать, что ты не должна забывать о себе. Ты заслуживаешь счастья. Ты настоящая женщина, добрая, честная, ранимая. Мама, не забывай о себе!
Ты должна любить и быть любима. Я хочу, чтобы каждый день приносил тебе радость. Я хочу, чтобы ты просыпалась с улыбкой на лице и радовалась предстоящему дню. Я хочу, чтобы ты никогда не плакала. Я хочу, чтобы тебя никто не обижал. Но, мама, ты должна помнить, что человек — сам кузнец своего счастья. Я буду делать все, что в моих силах, чтобы не огорчать тебя, но, пожалуйста, мама, не забывай, что главный человек в твоей судьбе — ты сама».
* * *
На третью сессию Татьяна пришла недовольной. Она вяло рассказывала о текущих делах, и невооруженным глазом было видно, что ее волнует нечто совершенно иное. Я спросил Татьяну, в чем дело, что беспокоит ее, чем заняты все ее мысли. Как я и ожидал, Татьяна отговорилась усталостью, переменой погоды и плохим настроением. Как же любят люди прикрывать погодой свое нежелание общаться друг с другом, недоверие и отстраненность! Как человек я бы в такой ситуации оставил Татьяну в покое, но как психотерапевт я надавил на нее. Я настаивал на том, что она именно беспокоится; женщина упиралась, и я пригрозил, что вовсе не буду с ней заниматься, раз она не желает обсуждать со мной свои насущные проблемы.
Тогда Татьяна призналась, что чувствует себя очень неловко — даже не хотела приходить сегодня. А все потому, что она злится на меня: ведь я поставил под сомнение ее устои.
— Кто вы вообще такой, чтобы рассуждать о моей матери? — спрашивала Татьяна. — Вы вырастили своих детей и внуков, чтобы судить о том, где человек пал жертвой обстоятельств, а где — собственной глупости?
Я мог бы долго размышлять с Татьяной над теми вопросами, которые она озвучила. Но это не имело ни малейшего смысла. Ее реакция бурного отрицания и даже обесценивания меня как терапевта говорила о том, что я попал точно в цель. Подсознательно Татьяна сама всегда знала, что отношения ее родителей были свободной волей и собственным выбором каждого из них. Я заострил внимание Татьяны на другом моменте — недовольстве, обращенном ко мне: она сочла меня непрофессионалом и злилась на меня. Я спросил:
— Татьяна, а почему, будучи недовольной нашими сеансами, вы не позвонили мне, не высказали свои претензии, не отказались от встреч? Вместо этого вы продолжаете посещать сеансы и ни словом не даете понять, что с вашим отношением ко мне что-то не так?
Татьяна в ответ пожала плечами и неуверенно сказала:
— Мы же взрослые люди. В обществе вроде как не принято высказывать друг другу претензии, принято делать вид, что все хорошо.
И я убеждал Татьяну как умел! На примерах из жизни, конструктивных и деструктивных, я объяснял, к каким последствиям может приводить такая политика общения. Как психолог я обращал ее внимание на то, что, даже не проговаривая свое недовольство вслух, Татьяна посылает сигналы о нем телесно и мимически. И человек, которому это адресовано, так же телесно, бессознательно, принимает эти сигналы. Дальше могло быть по-разному, в зависимости от самооценки человека, близости его к Татьяне и множества разных других факторов. Человек мог начать чувствовать себя дискомфортно и в будущем постараться не видеться больше с Татьяной. А другой человек, тонко чувствующий, мог уловить колебания настроения и начать выспрашивать Татьяну о причинах ее недовольства. А не получив подтверждения своим догадкам, такой человек мог начать сомневаться в реальности своих ощущений и начинал себе меньше доверять. А может быть, человек начинал злиться не на себя, а на Татьяну и при первом удобном случае готов был устроить ей мелкую неприятность.
А еще я убеждал Татьяну, что очень даже принято и приятно взрослым людям напрямую и в открытую говорить о своих чувствах. И не только о позитивных, но и о негативных. Я учил Татьяну тонкостям: говорить о поступках, а не о человеке. О качествах, а не о личности. О своих переживаниях, а не о том, как плох партнер. Я приводил ей примеры, и постепенно она втянулась. Стала сама понимать, как можно наименее обидно сказать о возникших подозрениях, как защитить свои интересы, как не испортить отношения, но при этом не подавлять в себе какие-то неприятные чувства.
На той сессии мы так и не поговорили о разводе Татьяниных родителей и ее переживаниях по этому поводу, не затронули и тему Дарьи. Тем не менее сессия затянулась. Я сознательно пошел на это, так как столкнулся с тем нечастым случаем, когда я получал огромное удовольствие, видя, как прямо в моем кабинете меняются взгляды человека.
Мне нравилось заниматься с Татьяной. Конечно, чуда не произошло. И мы еще не раз обсуждали с ней проблему проговаривания и замалчивания собственных чувств. Мы рисовали с ней и придумывали образы, учились распознавать то, что она чувствует. Я давал ей обратную связь и подкреплял ее в вере: можно говорить о своих чувствах. Можно не бояться обидеть человека, можно защищать свои интересы.
