Глава 12. Участвуйте в личностной терапии
На мой взгляд, личностная терапия, безусловно, представляет собой самую важную часть психотерапевтического обучения. Вопрос: что является самым ценным орудием терапевта? Ответ (и на это нельзя не обратить внимания): его собственное «я». Я еще дам в этой книге обоснование и методику использования терапевтом собственного «я» с различных точек зрения. А пока позвольте мне начать с простого утверждения — что терапевт на своем собственном примере обязан показывать пациенту путь. Нам следует проявить готовность войти в тесный контакт, а этот процесс требует, чтобы мы сами умело разрабатывали лучший источник достоверных данных о нашем пациенте — наши собственные чувства.
Терапевты должны знать свою собственную темную сторону и быть в состоянии сопереживать любым человеческим желаниям и порывам. Опыт личностной терапии позволяет студенту-терапевту ощутить многие аспекты терапевтического процесса из кресла пациента: склонность идеализировать терапевта, мечты о зависимости, благодарность заботливому и внимательному слушателю, власть, данную терапевту. Молодые терапевты должны проработать свои собственные невротические проблемы; должны научиться принимать обратную связь, выявлять свои собственные мертвые зоны и представлять себе, какими видят их другие; они должны ценить свое влияние на других и научиться обеспечивать чуткую обратную связь. Наконец, психотерапия — это психологически требовательное занятие, и терапевты обязаны развивать в себе широкие познания и внутреннюю силу для того, чтобы справиться со многими навязчивыми профессиональными опасностями. Многие учебные программы предписывают студентам пройти курс личностной психотерапии: например, некоторые калифорнийские психологические аспирантуры теперь требуют от 16 до 30 часов индивидуальной терапии. Это хороший почин — но и только. Самоисследование — это процесс, который длится всю жизнь, и я рекомендую, чтобы терапия была как можно более глубокой и продолжительной и чтобы терапевт проходил ее на различных этапах своей жизни.
Моя собственная терапевтическая одиссея за более чем сорокапятилетнюю карьеру проходила следующим образом: 750-часовой (пять раз в неделю) традиционный фрейдистский психоанализ в психиатрической клинике (вместе с обучающим психиатром в консервативной Балтиморско-Вашингтонской школе), год психиатрии с Чарльзом Рай-крофтом (психиатром в «средней школе» Британского института психоанализа), два года с Пэтом Баумгартнером (гештальт-терапевтом), три года психотерапии с Ролло Мэй (психиатром Белого института Уильяма Алансона, специализирующегося по межличностной и экзистенциальной терапии) и частое краткое сотрудничество с терапевтами, представляющими всевозможные дисциплины, включая бихевиоризм, биоэнергетику, работу с супружескими парами, поддерживающая группа без лидера, состоящая из терапевтов-мужчин (которая все еще продолжается и во время написания данной книги) и, в 1960-е, групповая психотерапия самой разной направленности, в том числе с нудистской группой-марафоном.
Обратите внимание на два аспекта этого списка. Во-первых, разнообразие подходов. Молодому терапевту очень важно избегать ограниченности и приобрести понимание сильных сторон самых разнообразных терапевтических подходов. Хотя студенты тем самым и жертвуют уверенностью, сопутствующей традиционным взглядам, они получают нечто крайне ценное — более глубокое понимание сложности и неопределенности, лежащее в основе терапевтических занятий.
Я убежден, что не существует лучшего пути познания психотерапевтического подхода, чем испытание его в качестве пациента. А потому я относился к любому периоду душевного смятения в своей жизни как к образовательной возможности, возможности понять, что именно могут предложить самые разные подходы. Конечно, особенный метод Должен подходить конкретному типу душевного расстройства; например, бихевиоризм лучше всего подходит для излечения дискретного симптома — потому я обратился к терапевту-бихевиористу, чтобы тот помог мне с бессонницей, которой я особенно страдал в своих поездках с лекциями или семинарскими занятиями.
Во-вторых, я прибегал к терапии на разных этапах моей жизни. Несмотря на великолепный и продолжительный курс терапии в самом начале карьеры, вы можете столкнуться с совершенно иным положением дел в разных обстоятельствах жизненного цикла. Только когда я начал в большом объеме работать с умирающими пациентами (на четвертом десятке моей жизни), я ощутил выраженный страх смерти. Никто не получает удовольствия от страха — и уж конечно не я, — но тогда я с радостью воспринял возможность изучить эту область с хорошим терапевтом. Более того, во время работы над книгой «Экзистенциальная терапия» я знал, что глубокое изучение собственной личности расширило бы мои знания экзистенциальных проблем. И потому я начал плодотворный и чрезвычайно информативный курс терапии с Ролло Мэем.
Многие учебные программы предлагают в качестве части курса обучения эмпирическую учебную группу — иными словами, группу, которая концентрируется на процессах, происходящих в самой группе. Такие группы учат очень многому, хотя часто провоцируют у участников страхи (да и не так просты для лидеров — ведь они обязаны справиться с соперничеством студентов и их сложными взаимоотношениями вне группы). Я убежден, что молодые психотерапевты обычно извлекают даже большую пользу от участия в «незнакомой» эмпирической группе или, еще лучше, продолжительной высокофункционирующей психотерапевтической группе. Только в качестве члена группы можно действительно оценить такие феномены, как групповое давление; облегчение катарсиса; власть, свойственная роли лидера группы; болезненный, но ценный процесс получения эффективной обратной связи о межличностных представлениях. Наконец, если вам настолько повезло, что вы оказались в сплоченной трудолюбивой группе, уверяю — вы никогда не забудете этот опыт и постарайтесь поделиться им с вашими будущими пациентами.
Глава 13. У терапевта множество пациентов; у пациента — один терапевт
Очень часто мои пациенты жалуются на неравенство психотерапевтической ситуации. Они думают обо мне гораздо больше, чем я думаю о них. Я занимаю гораздо более значимую позицию в жизни пациентов, чем они — в моей. Если пациенты могли бы задать любой вопрос, который захотят, я уверен, что для многих это был бы вопрос: вы когда-нибудь думаете обо мне?
Существует немало способов рассмотрения данной ситуации. Для начала помните, что, хотя неравенство может раздражать некоторых пациентов, в то же самое время оно важно и необходимо. Мы действительно хотим казаться значимыми для пациента. Когда-то Фрейд обратил внимание на то, что терапевту очень важно стать настолько значительным в воображении пациента, что уже само взаимодействие между ними будет влиять на процесс симптоматологии пациента (другими словами, психоневроз постепенно начинает вытесняться неврозом переноса). Мы хотим, чтобы терапевтический час стал одним из наиболее значимых событий в жизни пациента.
Хотя в нашу задачу не входит разделаться со всеми сильными чувствами по отношению к терапевту, иногда, когда чувства переноса слишком подавлены, когда пациент настолько измучен чувствами к терапевту, некоторое уменьшение давления просто необходимо. Я склонен развивать изучение реальности, рассуждая о неотъемлемой терапевтической ситуации жестокости — основная природа соглашения диктует то, что пациент размышляет о терапевте гораздо больше, нежели наоборот: у пациента есть только один терапевт, в то время как у терапевта — много пациентов. Часто я нахожу полезной аналогию с учительницей, указывая на то, что у нее много учеников, но у учеников — только одна преподавательница, и потому, конечно же, ученики гораздо больше думают о своей учительнице, нежели она о них. Если у пациента был опыт учебы, это может быть уместно. Также могут быть приведены в пример и другие близкие профессии — например, врач, медсестра, научный руководитель.
