И причиной этой было сопротивление. Платить немалые деньги за пятьдесят минут и систематически проматывать десять процентов этого времени и денег! Маршал был уверен, что все это является неоспоримым доказательством амбивалентности пациента.
Обычно Маршал был непоколебим в своем намерении досконально исследовать причины опоздания. Но Эрнест не был его пациентом. Вернее, не совсем. Супервизорство занимает ничейную землю между терапией и обучением. Были случаи, когда хорошему супервизору приходилось выходить за пределы материала разбираемого случая и углубляться в бессознательные мотивации и конфликты самого студента. Но существовали границы, заходить за которые супервизор не имел права, если, конечно, это не было специально оговорено в терапевтическом контракте.
Так что Маршал оставил опоздание Эрнеста без комментариев, но пообещал себе в любом случае закончить их пятидесятиминутную встречу точно вовремя — секунда в секунду.
«Нам надо столько всего обсудить, — начал Эрнест — Даже не знаю, с чего начать. Сегодня я бы хотел поговорить о других проблемах. У тех двух пациентов, которых мы с вами ведем, Джонатана и Венди, ничего нового — обычные сеансы, у них все в порядке.
Я бы хотел рассказать вам о встрече с Джастином: здесь мы имеем основательный материал по контрпереносу. И еще о случайной встрече с моей бывшей пациенткой — вчера вечером в читальном зале книжного магазина».
«Как продается книга?»
«Она все еще выставляется в книжных магазинах. Ее читают все мои друзья. Еще я получил несколько хороших отзывов — один был напечатан на этой неделе в информационном бюллетене АМА
[13]
».
«Потрясающе! Это важная книга. Я собираюсь послать экземпляр своей старшей сестре, у которой прошлым летом умер муж».
Эрнест подумал, что с удовольствием предложил бы поставить автограф с небольшим личным посланием на этом экземпляре. Но слова застряли у него в горле. Предлагать такое Маршалу было бы самонадеянным нахальством.
«Ладно, приступим к работе. Джастин… Джастин… — Маршал пролистывал свои записи. — Джастин? Напомните мне. Это тот ваш давний обсессивно-компульсивный пациент? Тот, у которого масса проблем с женой?»
«Он самый. Я давно ничего не рассказывал о нем. Но, если вы помните, мы довольно тщательно следили за ходом терапии в течение нескольких месяцев».
«Я не знал, что вы до сих пор с ним работаете. Напомните мне, почему мы перестали разбирать этот случай на супервизорских консультациях?»
«Ну, если честно, то потому, что я потерял интерес к этому случаю. Мне было ясно, что он больше никуда не продвинется. Мы же на самом деле не проводили терапию, скорее осуществляли сдерживающую функцию. Но он все равно приходит ко мне три раза в неделю».
«Сдерживающее воздействие — три раза в неделю? Это интенсивное сдерживание». Маршал откинулся в кресле и уставился на потолок, как всегда, когда он внимательно слушал собеседника
«Ну, меня это тоже беспокоит. Правда, я не поэтому решил поговорить с вами о нем сегодня, но, может быть, к этому мы тоже вернемся. Я никак не могу урезать его время — сейчас это три сеанса в неделю, а потом один-два телефонных звонка!»
«Эрнест, к вам есть очередь?»
«Небольшая. На самом деле один-единственный пациент. А что?» Но Эрнест прекрасно знал, к чему клонит Маршал, и не мог не восхититься тем, с какой уверенностью он задает сложные вопросы. Черт возьми, он крут!
«Ну, я полагаю, что многих терапевтов настолько пугает перспектива невостребованных часов, что они бессознательно стараются удержать своих пациентов в зависимом состоянии как можно дольше».
«Я. не такой — и я не раз обсуждал с Джастином возможность сокращения нашего общения. Если бы я удерживал пациента в терапии ради своей записной книжки или бумажника, я бы плохо спал по ночам».
Маршал слегка наклонил голову, давая понять, что он удовлетворен ответом, по крайней мере на данный момент. «Несколько минут назад вы сказали, что вам было ясно, что он больше никуда не продвинется. Глагол в прошедшем времени. А теперь произошло нечто, что заставило вас пересмотреть свою точку зрения?»
Маршал был хорошим слушателем: запоминал все, что ему говорили. Эрнест с восхищением посмотрел на него, копна светлых волос, внимательные карие глаза, чистая, ровная кожа, тело, которое могло бы принадлежать человеку лет на двадцать моложе. Тело Маршала было под стать духу — подтянутое, ни капли жира, крепкие мускулы. Он когда-то играл за команду Рочестерского университета в качестве защитника. Рукава пиджака тесно облегали его крупные бицепсы и веснушчатые предплечья — скала! Скалой он был и в своей профессиональной роли: подтянутый, уверенный, никогда не поддающийся сомнениям, всегда точно знающий правильный путь. Некоторые терапевты-преподаватели тоже были окружены аурой уверенности — уверенности, порожденной ортодоксальностью и убежденностью, — но никто из них не мог сравниться с Маршалом, никто не мог говорить с такой информированной и гибкой авторитетностью. Уверенность Маршала проистекала из какого-то другого источника, из некоей инстинктивной уверенности тела и разума, которая отметала все сомнения, которая неизменно обеспечивала ему немедленную и полную осведомленность в важных вопросах. С самой первой встречи, которая состоялась десять лет назад, когда Эрнест услышал лекцию Маршала по аналитической психотерапии, Маршал стал для него эталоном.
«Вы правы. Чтобы ввести вас в курс дела, мне придется вернуться немного назад, — сказал Эрнест. — Вы, наверное, помните, что в самом начале Джастин прямо попросил меня помочь ему уйти от жены. Вам казалось, что я оказался слишком сильно вовлечен в этот случай, что развод Джастина стал моей миссией, что я стал членом «комитета бдительности». Кажется, тогда вы назвали меня «терапевтически невоздержанным», помните?»
Разумеется, Маршал помнил. Он улыбнулся и кивнул.
«Ну, вы были правы. Я выбрал неверное направление. Все, что я ни делал, чтобы помочь Джастину уйти от жены, пошло прахом. Каждый раз, когда он был близок к осуществлению своего намерения, каждый раз, когда его жена говорила, что, может, им лучше расстаться, он впадал в панику. Я не раз боролся с искушением отправить его на госпитализацию».
«А его жена? — Маршал взял лист бумаги и начал делать заметки. — Простите, Эрнест, я не смог найти свои старые записи».
«А что его жена?» — спросил Эрнест.
«Вы когда-нибудь видели их вместе? Что она собой представляет? Она тоже работала с терапевтом?»
«Никогда ее не видел! Я даже не знаю, как она выглядит, но представляю ее демоном. Она не захотела прийти ко мне, говорила, что это у Джастина патология, а не у нее. И на индивидуальную терапию она не соглашалась — полагаю, по той же причине. Нет, здесь было что-то еще… Помнится, Джастин говорил мне, что она ненавидит моз-гоправов — она лечилась у двух или даже трех терапевтов, когда была моложе, и каждый из них в конце концов склонял ее к сексу — или пытался склонить. Как вы знаете, мне уже доводилось работать с пациентами, пережившими насилие, и меня, как никого другого, возмущает это бессовестное предательство. Но если с одной и той же женщиной два или три раза случается что-то подобное… Я не знаю, может, имеет смысл разобраться с ее бессознательными мотивациями…»
