Второе предложение я добавил потому, что это чистая правда. Для меня состояние нерешительности – вторая натура. В нашей семье, начиная с моей сестренки Фиби, нерешительность у всех в крови.
Сижу в кафе у автовокзала. Приехал автобусом пару часов назад, а теперь вот сижу в кафе и смотрю, как дождь на волнах ветра летит по улицам Нью-Йорка. Пытаюсь придумать, чем мне теперь заняться, куда пойти, но у меня есть уверенность, что время покажет. Пока что, честно сказать, в голове ни одной мысли. А все равно хорошо вернуться в город. Город всегда меня чем-то удивляет.
Дождь наконец-то перестал, и я иду в восточном направлении, в сторону Таймс-сквер. На ходу размышляю о моей сестренке Фиби. Мы с ней давно не виделись, но стоило мне приехать в Нью-Йорк, как я понял, до какой степени по ней соскучился. Мы перестали общаться после смерти Мэри; думаю, разрыв произошел в основном по моей вине. Вообще-то с Фиби общаться нелегко, учитывая ее нынешнее состояние, но я ей как-никак старший брат. Мне бы тогда проявить терпение. Пока была жива Мэри, все шло гладко; впрочем, при жизни Мэри почти все шло гладко.
Вряд ли Фиби тоскует так же сильно, как я. Ей по большей части даже не вспомнить ничего такого, о чем бы можно было тосковать. В хорошие дни может вспомнить, как тебя зовут и кто ты такой, а в плохие дни ты для нее – что фонарный столб. Свинство, конечно, что я с ней не общаюсь, но тем не менее я всегда ее помню и умом, и сердцем. Если вдуматься, у нас с ней похожий недуг. Один не помнит другого, хотя мы где-то рядом.
Если помните, как-то раз она меня спасла. Я ведь действительно хотел уехать. Но она знала путь к моему сердцу. Может, для нее и неплохо, что на месте памяти у нее теперь белые пятна. Я что хочу сказать: кто ничего не помнит, тому и тосковать не о чем. Она жила со своей дочерью, но в какой-то момент начала разгуливать по ночам. Как-то раз нашли ее на скоростной автомагистрали в одной ночной рубашке – это она отправилась в магазин за продуктами. С тех пор с ней сладу не стало.
Когда она была маленькая, я от нее балдел, честное слово. На детской площадке красивей ее никого не было. А умница какая была. Да одно то, что она меня спасла, показывает, какая она была умница. Если мне хотелось потрепаться, я мог среди ночи к ней в комнату зайти, и она никогда не сердилась, вообще никогда. Только терла глаза, если мне случалось ее разбудить, и сразу садилась спиной к изголовью, пряменькая, как струнка, и следила глазенками, как я расхаживал из угла в угол. Говорю же, чудесная девчонка была.
На Таймс-сквер, как обычно, полно народу, и я иду прямиком через площадь, стараясь поскорее оставить ее позади. Иду не останавливаясь, от нечего делать глазею на витрины и ни о чем особенном не думаю. Мне просто приятно вновь оказаться в гуще жизни. Останавливаюсь только на Парк-авеню и жду зеленого сигнала.
С первого взгляда понимаю, что человек, стоящий у бетонного разделительного барьера между полосами, малость не в себе. Длинные, спутанные волосы – это еще ладно, так он к тому же и одет неопрятно, и все повадки у него такие, что сомнений не остается. На зеленый свет я начинаю переходить через дорогу, а когда оказываюсь на островке безопасности, замечаю, что его губы шевелятся в непостижимом темпе. Слышу какое-то бормотанье и решаю, что этот псих разговаривает сам с собой, но при такой пулеметной скорости не могу разобрать ни слова. Его речь сливается в один непрерывный стрекот, в котором невозможно выделить ни одной фразы.
Прохожу мимо, чтобы завершить переход. Как только моя нога ступает на другую полосу, псих, оставшийся у меня за спиной, издает оглушительный вопль, а может, пронзительный смех, который тут же замирает и сменяется знакомым стрекотом. Оборачиваюсь посмотреть, не учудил ли он чего, и благодаря этой секундной задержке грузовик проносится буквально в сантиметре от меня. Я даже не успеваю толком разглядеть ни этого психа, ни грузовик; мой взгляд останавливается как бы на полпути между ними; вижу только громадное, тяжеловесное здание страховой компании «Мет-Лайф», что по правую руку. Грузовик расплылся в туманное пятно, обдав мне лицо струей ураганного ветра. Здоровенный десятитонный грузовик, какие можно увидеть на стройках; не понимаю, как я его не заметил. Этот отморозок проскочил на красный свет и чуть меня не угробил, хотя такие грузовики обычно слышны за версту. Меня трясет, ноги идут вперед помимо моей воли, и я перехожу на другую сторону. Там мне требуется передохнуть, потому что руки трясутся и сердце буквально выскакивает из груди. Прислоняюсь к светофору, чтобы отдышаться. Оборачиваюсь и вижу, что псих топчется на прежнем месте. Губы больше не шевелятся, зато он тычет пальцем в мою сторону и ухмыляется. Всем телом дергается в мерном ритме, как будто джаз в наушниках слушает, и палец раскачивается в воздухе вместе с ним. Не могу сдержать улыбку и в ответ тычу в него пальцем. А ведь этот придурок реально спас мне жизнь.
Сижу в кафе у автовокзала. Приехал автобусом пару часов назад, а теперь вот сижу в кафе и смотрю, как дождь на волнах ветра летит по улицам Нью-Йорка. Мне здесь в кайф, не именно в этом кафе, а вообще в городе. Здесь я свой. Оказавшись тут, понимаю, как сильно я скучал, хотя и не представляю, каков будет мой следующий шаг. Но я не парюсь. Что-нибудь да придумаю.
Допиваю вторую чашку кофе, и как раз дождь стихает; беру куртку, выхожу на улицу, а там уже ясная погода. Иду в южном направлении без всякой конкретной цели; просто люблю ходить пешком. Давненько не ходил я по улицам Нью-Йорка; хочется снова здесь побродить, подышать бензином, послушать, как сигналят такси.
Останавливаюсь на углу возле универмага «Мейсиз», жду зеленый свет – и за версту вижу вот что. Огромный старый грузовик с плоским кузовом; в таких вывозят строительный мусор; летит прямо на меня. Водитель заснул или уж не знаю что, потому как я стою на тротуаре, а на дороге образовалось временное затишье, ну, знаете, когда в час пик машин почти нет, – и как черт из табакерки выскакивает этот сумасшедший грузовик – прямо на меня. Это просто везенье, что я не теряю бдительность и вижу его издалека.
Недолго думая, отскакиваю, наталкиваюсь на стену и в последнюю минуту уворачиваюсь. Грузовик проносится буквально в сантиметре от меня, но задевает стоящую на тротуаре урну, которая взлетает высоко в воздух с каким-то неприятным хлопком. Словно в замедленном кино, вижу, как она летит по дуге и приземляется набок почти в той же точке, где стояла, хотя теперь она совсем не похожа на урну. Она больше похожа на пустую жестянку от содовой, которую какой-нибудь фанат расплющил о собственную башку во время студенческой попойки по случаю победы родной команды.
Вот если бы моя башка расплющилась о грузовик, я бы уже три раза концы отдал. Только сейчас чувствую, что сердце возвращается к жизни и тяжело стучит в груди, а когда я подношу к глазам руку, пальцы дрожат.
Мне доводилось читать о таких вещах – это реально случается чаще, чем вы думаете. Иногда, ради грошовой экономии, подрядчики нанимают приезжих, без документов, а то и без водительских прав, и заставляют работать до седьмого пота за мизерную плату. Но сам я никогда не видел, к чему это приводит, и уж тем более не был так близок к тому, чтобы угодить под колеса.
