Но не они сейчас интересовали Евгения Николаевича. Он жадно скользнул взглядом по лицам посетителей. Прямо перед его укромным убежищем стоял роскошно накрытый стол на шестерых, за которым сидели две девицы и четыре парня. За столом то и дело раздавался заливистый хохот. Пацаны смешили телок. Урусов зафиксировал одну из них. Смазливая моська. Черная пышная копна коротко стриженных волос, тоненькая майчушка. Джинсики, крепко обтягивающие тугую попку На майке Урусов разглядел надпись: «Fuck off Guys» и усмехнулся. Что такое по-английски FUCK, он знал — и очень любил это дело. Буквы С и G торчали вызывающими холмами. Урусов облизал мгновенно пересохшие губы. Эх, эту чернявую козочку раскорячить бы раком прямо здесь, на этом мраморном полу, и впендюрить ей по самое не могу… Он ощутил мелкую нервную дрожь во всем теле — в бедрах, в коленях. Так бывало с ним всегда… Всегда, когда его внезапно охватывала волна похоти, когда его властно затягивал водоворот неуемного, непреодолимого желания доставить себе мучительное наслаждение: схватить сильными руками податливое женское тело, измучить, искусать его… Вот и сейчас совсем рядом с ним — только руку протяни! — сидела смазливая молоденькая поблядушка в тонкой майке на голое тело и бесстыдной возбуждающей надписью на груди… Ох, как же ему не терпелось… Но сейчас не время.
И чтобы загасить внезапно возникшее вожделение, Урусов взял в чуть дрожащие пальцы стопку водки и одним махом заглотил обжигающую жидкость.
Хороша! Не закусывая, он налил и выпил вторую стопку, почувствовав, как кровь побежала по жилам и как он стал успокаиваться. Теперь он с удовольствием поддел вилкой лоснящийся жирком ломтик угря и отправил в рот.
— Вот так, бляха-муха! — выругался генерал и в ожидании второй встречи стал вспоминать о своем позавчерашнем упоительном приключении в молодежном клубе «Барабан» на Тверской. Та телка тоже была такая же тоненькая и сиськастая, с такой же черной копной волос…
За портьерой раздался шум, и нарочито громкий голос Столбуна опять известил сидящего за перегородкой генерала о новом госте: «Проходите, Владимир Сергеевич! Вас уже давно ждут!» Урусов усмехнулся: молодец Столбун. «Вас уже давно ждут» — этим директор ресторана прозрачно намекнул очередному прибывшему, что тот непозволительно опаздывает…
Глава 8
В бильярдной, расположенной в подвальном этаже огромной трехэтажной дачи за высоким живым забором буйных лип, как всегда, витал пьянящий аромат дорогих голландских сигар. Хозяин дачи Алик Сапрыкин был большим ценителем этих длинных темно-коричневых «палочек здоровья», как он в шутку их называл. К сигарам его приучил отец, Иван Пахомович Сапрыкин. Приучил Алика он ко многому, в том числе и к «маленьким телесным радостям» (его выражение!). Сегодня, вопреки обыкновению, Александр Иванович распорядился, чтобы шестидесятилетняя кухарка Аня задержалась и приготовила к вечеру «что-нибудь легкое». Аня лет сорок проработала в блоке питания соседнего дачного поселка, где еще с эпохи развитого социализма стояли совминовские дачи. По совместительству она стряпала старому Сапрыкину, а после его смерти три раза в неделю приходила готовить его сыну. Алик старался не допускать ее к своим гостям — не потому, что стеснялся этой простоватой, хотя и доброй шестидесятилетней тетки, но просто потому, что знал: Аня, равно как и вся обслуга этого подмосковного дачного архипелага, — кадровый работник спецслужб, потомственные «уши и глаза» всемогущего «комитета», которые после распада Советского Союза и самого КГБ перешли под крыло бывших гэбэшников, возглавлявших теперь частные «охранные фирмы». Эти «охранные фирмы» в основном специализировались на «ловле широким бреднем» компромата на всех и вся — на всякий случай. Потому что в новой России ничто не доставалось так дешево и не ценилось так дорого, как любая приватная информация — будь то телефонный разговор кремлевского аппаратчика с тещей или видеосъемка президента крупного банка, ковыряющего у себя в заднице перед зеркалом.
Словом, ушлый Алик Сапрыкин никогда не позволял кухарке Ане присутствовать в доме во время таких важных встреч, какая должна была состояться сегодня вечером.
На большой разговор к себе в подмосковную Жуковку он пригласил, помимо своих самых близких и верных соратников Петюни и Витюши — то бишь Петра Петровича Буркова и Виктора Ивановича Самохина, — трех отставных генералов ФСБ, которые, хотя давно были на пенсии, вовсе не отошли от дел и, не занимая никаких громких должностей на гражданке, поддерживали связи с бывшими коллегами по службе и вообще были в курсе всех событий, о которых, как правило, не сообщала свободная российская пресса. Они доподлинно знали, кто, с кем, почем и зачем торгует металлом и нефтью, боевыми вертолетами и черной икрой, пшеницей и наркотиками. Эти хитрющие отставные генералы знали по именам-отчествам едва ли не всех министров и замминистров за последние десять-пятнадцать лет и, будучи со многими влиятельными людьми в доверительных отношениях, выуживали по крупицам ценнейшую информацию, которую аккуратно складировали не только в необъятной картотеке своей памяти, но и в своих библиотеках, чтобы когда-нибудь в нужный момент легко выудить ту или иную «фишку» с интересующими сведениями.
Иногда могло показаться, что им в этой жизни уже ничего не нужно, что за долгие годы беззаветной службы советской власти они получили все мыслимые и даже немыслимые привилегии, льготы и авансы. Но это было далеко не так.
Действительно, в отличие от «новых русских», их не прельщали ни испанские виллы ни личные самолеты, ни миллионные счета в оффшорных банках. Но им в последние годы недоставало сознания своей значимости. Они затаили жестокую и горькую обиду на новую власть, которая просто выбросила их из государственной машины как ненужный хлам. О них забыли, их советы оказались почти никому не нужны, их богатый опыт — не востребован. Поэтому они злорадствовали всякий раз, когда с позором снимали с должности очередного министра внутренних дел, или публично уличали во взятках министра юстиции, или отправляли в СИЗО генерального прокурора.
Александр Иванович Сапрыкин, один из немногих представителей молодого поколения бойцов невидимого политического фронта, это очень хорошо понимал.
Поэтому он и выработал такую уважительно-почтительную линию поведения в отношении этих пожилых генералов: стариками называть их как-то язык не поворачивался. Его бы воля — он готов был восстановить памятник Дзержинскому на Лубянской площади, вернуть гранитного Иосифа Виссарионыча на Эльбрус. Ему не жалко — лишь бы завоевать беззаветное доверие этих могучих людей в поношенных генеральских кителях, в которых они неизменно приезжали к нему в Жуковку-5 на вечерние посиделки.
В хитроумной стратегии затеянной им серьезнейшей политической игры старикам-гэбэшникам отводилась важная роль его политических советников. И если все пойдет именно по начертанному им плану и результат окажется именно таким, как он его рассчитал, они займут в будущей конфигурации власти почетные должности — каких-нибудь специальных представителей будущего нового президента… А вот кто будет президентом? Вот это пока что был самый интересный, покрытый сплошным туманом вопрос.
