— Снаружи гнев нарастает как смерч.
— Что говорят о взрыве? — спросил Арафа с перекошенным от боли лицом.
— Те, кто гнался за тобой, много рассказывают, но им никто не верит. Они так напуганы ранами на лицах и шеях твоих преследователей! Рассказ о взрыве вызывает едва ли не больший интерес, чем смерть Саадаллы!
— Главный надсмотрщик убит. Завтра остальные будут драться друг с другом за его звание! — сказал Арафа.
Он посмотрел на жену, которая заботливо перевязывала ему рану, и нежно сказал:
— Время надсмотрщиков скоро закончится. И прежде всего будет наказан убийца твоего отца!
Аватеф ничего не ответила. Глаза Ханаша наполнились тревогой. От боли Арафа опустил голову ему на руки.
105
Рано утром в дверь подвала постучали. Открыв, Аватеф увидела перед собой дядюшку Юнуса — привратника дома управляющего. Она вежливо с ним поздоровалась и пригласила войти. Однако он остался стоять за порогом, сказав:
— Господин управляющий требует к себе Арафу. Ему срочно надо с ним посоветоваться.
Аватеф пошла сообщить Арафе. В свете недавних событий приглашение от столь высокого лица не сулило ничего хорошего. Вскоре Арафа вышел в самой лучшей своей одежде: на нем была белая галабея, яркая повязка на голове и начищенные тапочки. Однако он опирался на палку и ничем не мог скрыть свою неожиданную хромоту. Арафа поднял руку в знак приветствия:
— Я к вашим услугам!
Арафа пошел вслед за привратником. Вся улица была охвачена горем. В глазах жителей отражалось беспокойство, будто в страхе они спрашивали друг друга: что готовит им завтрашний день? Какие еще катастрофы произойдут? Пособники надсмотрщиков собирались в кофейнях и обсуждали дела. Из дома Саадаллы слышались причитания и плач. Арафа вошел за привратником в дом управляющего, прошел по увитому жасмином проходу и оказался в гостиной. Сходство этого дома с домом деда было очевидно. Может быть, особняк управляющего не был столь роскошен, но в остальном подражал Большому Дому. С раздражением Арафа подумал про себя: «Они копируют лишь то, в чем видят пользу для себя, но не для народа!» Привратник спросил разрешения пригласить Арафу и вернулся, показывая Арафе, что его ждут. Арафа вошел в большой зал: в углу сидел ожидающий его управляющий Кадри. Арафа остановился на расстоянии вытянутой руки и в почтении склонился. На первый взгляд управляющий показался ему высоким и крепко сложенным человеком с мясистым полнокровным лицом. Однако когда Кадри улыбнулся в ответ на приветствие, обнажились его гнилые зубы, и впечатление Арафы испортилось. Управляющий указал ему рукой сесть на диван рядом с ним, но Арафа направился к ближайшему креслу, проговорив:
— Прошу прощения, господин управляющий!
Однако управляющий настоял на своем, указывая на место рядом с собой одновременно вежливо и настойчиво.
— Сюда… Садись сюда.
Арафе пришлось сесть рядом на край дивана, при этом про себя он подумал: «Это неспроста!» Его мысли только подтвердились, когда привратник прикрыл дверь зала. Арафа почтительно молчал, тогда как управляющий смотрел на него в упор. Потом управляющий спокойно спросил доверительным тоном:
— Арафа! За что ты убил Саадаллу?
Их взгляды встретились. Арафа почувствовал напряжение. Все вокруг закружилось, события смешались у него в голове. Управляющий продолжал смотреть на него твердым взглядом, не оставляя сомнений в том, что ему было известно все. Не дав Арафе опомниться, управляющий резко добавил:
— Не бойся… Зачем же убивать, если потом так бояться? Соберись, чтобы ответить. Говори честно: зачем ты убил Саадаллу?
Молчание становилось невыносимым, и Арафа начал говорить, сам не зная что:
— Господин!.. Я…
— Негодяй! Думаешь, я блефую? Что у меня нет доказательств? Отвечай! Почему ты убил его?
В отчаянии и растерянности Арафа бесцельно обводил глазами зал. Ледяным голосом управляющий повторил:
— Не увиливай, Арафа! Если люди на улице узнают, что это ты, — разорвут тебя на части.
Из дома надсмотрщика послышались громкие причитания. Надежда Арафы на то, что все обойдется, рухнула. Он открыл рот, но не смог ничего произнести.
Управляющий бросил на него жесткий взгляд.
— Молчанием ты ничего не добьешься. Я вышвырну тебя наружу к этим зверям и скажу им: вот убийца Саадаллы! А если хочешь, скажу им: перед вами убийца аль-Габаляуи!
Осипшим голосом Арафа воскликнул:
— Аль-Габаляуи?!
— Ты делал подкопы у стен позади домов. В первый раз тебе удалось спастись, и ты решился на второй. Но зачем же убивать, Арафа?
В отчаянии, не понимая того, что говорит, Арафа произнес:
— Я не виноват, господин управляющий! Я не виноват!
Управляющий нахмурился.
— Если я тебя обвиню, никто и не потребует доказательств. На нашей улице слухи становятся правдой. И приговор выносят по слухам. А приговор — только казнь. Скажи мне, зачем ты вломился в Большой Дом? Зачем убил потом Саадаллу?
Ему известно все. Но как? Откуда он узнал? И почему обвиняет его наедине, а не прилюдно?
— Ты хотел украсть?
Арафа потупил взор, ничего не сказав. Разозлившись, управляющий закричал:
— Не молчи, гаденыш!
— Господин!
— Зачем тебе воровать, ведь ты живешь лучше многих?
— Душа у меня черная, — притворно признаваясь, произнес Арафа.
Управляющий победоносно рассмеялся. Арафа же растерянно спрашивал себя: почему управляющий до сих пор не расправился с ним? Почему не открыл его преступления никому из надсмотрщиков, а пригласил к себе таким странным образом? Управляющий дал ему время на раздумья, потом произнес:
— А ты опасный человек!
— Я несчастный человек…
— Разве можно считать несчастным того, кто обладает оружием, по сравнению с которым дубинки — ничто?!
Потерявши голову, по волосам не плачут. Управляющий — вот кто настоящий волшебник, а не он, Арафа. Управляющий наслаждался отчаянием Арафы.
— Тебя преследовал один из моих слуг. Он отстал от остальных, поэтому не пострадал от твоего оружия. Затем он осторожно шел за тобой, а ты ничего и не замечал. Ты столкнулся с ним в аль-Даррасе, но он не решился напасть на тебя в одиночку. Он поспешил ко мне, чтобы все рассказать.
— Мог ли он рассказать кому-то еще? — теряя волю, спросил Арафа.
Управляющий улыбнулся.
— Он верный слуга.
И значительно добавил:
— А теперь расскажи о своем оружии!
Ситуация прояснялась. Управляющему нужно нечто более ценное, чем жизнь Арафы. Арафа не видел выхода из этого положения. Понизив голос, он сказал:
