25
Терпение рода Хамдан кончилось, в их среде поднимался мятеж.
Семейство Хамдан проживало в начале улицы сразу за домами аль-Эфенди и Заклата, на том самом месте, где когда-то Адхам возвел свою хижину. Глава рода держал кофейню, которая так и называлась «Кофейня Хамдан» и была самой лучшей на улице. Хозяин обычно сидел справа от входа в заведение в серой накидке и с расшитой повязкой на голове, следил за служкой Абдуном, который крутился как заводной, и иногда вел беседы с посетителями. Кофейня была узкая, но длинная и заканчивалась возвышением. Там под картиной, изображавшей, как Адхам на смертном одре тянется к стоящему в дверях аль-Габаляуи, восседал поэт.
Хамдан подал поэту знак, тот ударил по струнам и приготовился декламировать. Инструмент запел, и поэт начал свой рассказ с приветствия управляющему, любимцу аль-Габаляуи, и Заклату, лучшему из мужчин. Затем он поведал о жизни аль-Габаляуи до рождения Адхама. Слушатели отставили чашки с кофе и чаем в сторону, а дым, поднимающийся от их кальянов, завис, окутав фонарь прозрачным облаком. Глаза были устремлены на поэта, головы покачивались в такт, одобряя эту красивую и поучительную историю. Увлеченные воображением рассказчика и мелодией его музыки, они не заметили, как повествование подошло к концу. Раздались возгласы восхищения. Но вместе с этим поднялась волна недовольства, которым уже было охвачено семейство Хамдан. Подслеповатый Атрис со своего места в центре сказал, комментируя услышанное:
— Были же времена! Даже Адхам не голодал ни дня!
Проходившая мимо кофейни старуха Тамархенна остановилась, сняла с головы корзину с апельсинами, поставила ее на землю и сказала Атрису в ответ:
— Верно говоришь, Атрис. Твои слова что сладкий апельсин.
— Убирайся, старая! — накинулся на нее хозяин. — Избавь нас от своей пустой болтовни!
Однако Тамархенна устроилась прямо на пороге кофейни.
— Как хорошо посидеть у тебя, хозяин! — Она указала на корзину с фруктами: — День и полночи таскаюсь, зазывая покупателей, и все за гроши.
Хозяин собрался было ей ответить, но увидел, что к нему идет Далма, мрачный, с испачканным в пыли лбом. Хамдан наблюдал за ним, пока Далма не остановился перед ним у входа и не прокричал во весь голос:
— Да накажет Всевышний этого негодяя! Кодра… Кодра самый большой негодяй! Я говорю ему: «Подожди до завтра, Бог даст, соберу денег», а он толкнул меня на землю и бил в грудь, пока я не начал задыхаться.
Из глубины кофейни донесся голос дядюшки Даабаса:
— Иди сюда, Далма! Садись рядом! Да будут они прокляты, эти воры! Мы настоящие хозяева квартала, а нас бьют как собак. У Далмы нет денег, чтобы платить Кодре. Тамархенна таскает корзины с апельсинами, хотя не видит дальше метра. А ты, Хамдан, где твоя отвага, потомок Адхама?
Далма вошел внутрь.
— Где твоя отвага, потомок Адхама? — повторила Тамархенна.
— Иди прочь, Тамархенна! — закричал Хамдан. — Ты уже полвека как вышла из брачного возраста, а все ищешь мужского общества.
— А где здесь мужчины?! — сострила она.
Хамдан нахмурился, и Тамархенна поспешила извиниться:
— Хозяин, дозволь мне послушать поэта!
— Расскажи об унижении рода Хамдан в этом квартале! — с горечью обратился к поэту Даабас.
— Успокойтесь, господин Даабас, успокойтесь!
Но Даабас разошелся:
— Кто, я господин?! Господин тот, кто бьет людей, кто унижает и обкрадывает народ. Тебе ли не знать, кто здесь господин?!
Поэт заволновался:
— Сюда может зайти Кодра или один из его шайтанов.
— Все они от плоти Идриса! — резко ответил Даабас.
— Успокойся, дядя Даабас, пока они не обрушили эту кофейню нам на головы, — тихо сказал ему поэт.
Даабас встал со своего места, несколькими широкими шагами пересек кофейню, сел справа от Хамдана и собрался ему что-то сказать, но тут раздались крики мальчишек с улицы, за которыми его голос нельзя было расслышать. Роившиеся вокруг кофейни, как саранча, мальчишки обзывали друга грязными словами.
— Вот бесенята! — прикрикнул на них Даабас. — Сидели бы ночью в своих норах!
Ребятня пропустила его слова мимо ушей. Даабас вскочил как ужаленный, чтобы задать им трепку, и они с гиканьем рванули по кварталу. Из домов напротив раздались женские голоса:
— Полегче, дядя Даабас! Не пугайте так детей!
Он со злостью махнул рукой и вернулся на место со словами:
— Как жить? Ни от кого милости не дождешься. Ни от мальчишек, ни от надсмотрщиков, ни от управляющего.
С ним все согласились. Род Хамдан потерял свое право на имущество и теперь прозябал в нищете, унижаемый всеми. Даже надсмотрщик, который навязал им свою власть, был из самого захудалого квартала. Этот Кодра гордо шагал по улице, собирал подати, с кого хотел, и отвешивал пощечины, если ему кто не нравился. Так иссякало терпение семейства Хамдан и назревал бунт.
Даабас повернулся к Хамдану:
— Хамдан! Все думают об одном. Нас много. Всем известно, откуда мы ведем свое происхождение. У нас не меньше прав на имение, чем у управляющего.
— Дай Бог, чтобы это все кончилось миром! — пробормотал поэт.
Хамдан поправил накидку, вздернул домиком густые брови и сказал:
— Пора от слов переходить к делу. Я предчувствую, назревают события.
В кофейню вошел, приветствуя собрание, Али Фаванис. Рукава его галабеи были закатаны, шапочка сползла на лоб. Он сразу же бросил:
— Все готовы! Если потребуется, даже нищие дадут деньги.
Протиснувшись между Хамданом и Даабасом, он крикнул служке:
— Чаю без сахара!
Поэт хмыкнул на его слова. Али Фаванис улыбнулся, полез за пазуху и извлек оттуда мешочек. Он развязал его, вытащил сверток известно с чем и бросил поэту, потом хлопнул Хамдана по колену.
— Нужно идти в суд! — сказал тот.
— Это лучший выход, — отозвалась Тамархенна.
Извлекая содержимое свертка, поэт предостерег:
— Подумайте, какие могут быть последствия!
— Невозможно больше терпеть то унижение, в котором мы живем, — резко сказал Али Фаванис. — Нас много, и с нами должны считаться. Аль-Эфенди должен уважать наше происхождение, ведь мы родственники ему и владельцу имения.
Поэт многозначительно посмотрел на Хамдана:
— Надо взвесить последствия.
— У меня отличная идея! — будто в ответ ему сказал Хамдан.
Все взгляды устремились на него.
— Нам надо обратиться к управляющему!
Абдун, подававший в этот момент Фаванису чай, вмешался:
