Вспомнив о последних деньгах в кармане, Габаль ответил:
— Я найду работу. Все равно какую.
— Наверное, у тебя нет нужды торопиться с работой?
Этот вопрос заставил Габаля поволноваться.
— Лучше подумать об этом заранее.
— У тебя фигура как у надсмотрщика!
— Я ненавижу насилие!
Аль-Балкыти засмеялся:
— Чем же ты занимался на своей улице?
После недолгих колебаний Габаль ответил:
— Я работал в управлении имением.
— Вот невезение! Чего же ты ушел с этого теплого места?
— Судьба!
— Наверное, заглядывался на какую-нибудь госпожу?
— Боже упаси! Что вы?!
— Ты осторожен. Но скоро ты привыкнешь ко мне и расскажешь все свои секреты.
— Дай Бог!
— У тебя есть деньги?
Габаля снова охватила тревога, но он, не подав виду, сказал наивно:
— Мало. Надолго не хватит.
Подмигнув, аль-Балкыти сказал:
— Ты хитер, как черт. Знаешь, ты мог бы стать заклинателем змей. Может, сработаемся? Не удивляйся! Я стар, мне нужен помощник.
Габаль не принял его слова всерьез, однако он испытывал сильное желание сблизиться с этим человеком. Он собрался было что-то сказать, но аль-Балкыти опередил его:
— Подумаем об этом после. А сейчас…
Он поднялся, нагнулся над жаровней, поднял ее и вынес из комнаты, чтобы развести огонь.
* * *
После полудня мужчины вышли из дома вместе. Аль-Балкыти отправился на прогулку, а Габаль на рынок, чтобы развеяться и купить продукты. На пустырь он вернулся только под вечер и нашел этот одиноко стоящий дом по слабому свету, который брезжил из окна. Приблизившись к двери, он различил голоса: в доме жарко спорили. Не удержавшись, он остановился подслушать. Саида сказала:
— Если ты окажешься прав, отец, и на его совести преступление, то как мы будем противостоять надсмотрщикам с его улицы?
— Он не похож на преступника! — защитила его Шафика.
— Как ты успела его так хорошо узнать, гадюкина дочь? — посмеялся над ней Аль-Балкыти.
— Почему же он тогда сбежал от беззаботной жизни? — спросила Саида.
— Неудивительно, что человек покидает улицу, которая славится такими надсмотрщиками, — ответила Шафика.
— Ты не можешь этого знать наверняка, — усмехнулась Саида.
— Общение со змеями не прошло для меня даром. Я породил двух гадюк, — вздохнул Аль-Балкыти.
— Ты приглашаешь в гости человека, о котором ничего не знаешь, отец!
— Кое-что мне известно. Узнаю и остальное. У меня цепкий глаз, когда надо. Я пригласил его, восхищенный его благородством, и не могу взять свои слова обратно.
При других обстоятельствах Габаль ушел бы, не раздумывая. Покинул же он родной дом без колебаний?.. Но сейчас он был во власти силы, которая влекла его сюда. Сердце трепетало так, что он утратил инстинкт самосохранения. Габаль слышал только голос нежности, который рассеял одиночество ночи в пустыне и заставил серп луны, плывущий над горой, улыбаться так, будто светило хотело сообщить Габалю радостную новость. Он подождал немного в темноте, кашлянул и постучал. Дверь открыл сам аль-Балкыти, на его лице отражался свет фонаря, который он держал в руке. Мужчины прошли в комнату. Положив на поднос принесенный сверток, Габаль сел. Аль-Балкыти вопросительно взглянул на пакет.
— Финики, сыр, сладости, тахина
[10]
и горячий фаляфель, — пояснил Габаль.
Аль-Балкыти улыбнулся, показал на сверток, потом на кальян и сказал:
— Значит, у нас есть все, чтобы приятно провести вечер, — он дружески похлопал Габаля по плечу. — Так ведь, сын управляющего?
Сердце Габаля сжалось. Он вспомнил ханум, усыновившую его, сад, поющих птиц, жасминовые кусты, ручей, мир, спокойствие и розовые мечты — потерянный для него мир благополучия. Но тут его воспоминания и сожаления об утраченном смыло новым потоком, и перед ним предстал образ прекрасной девушки. Какой-то волшебной силой его тянуло в этот дом со змеями. С воодушевлением, неожиданным, как вспышка погасшей было от порыва ветра свечи, он сказал:
— Как с вами хорошо, дядюшка!
35
Страх не отпускал Габаля, и ему удалось заснуть только перед самым рассветом. В кошмарных снах он видел ее образ, а также осыпающиеся на сухую траву листья жасмина, по которым ползали насекомые. Все это было порождением атмосферы загадочного дома. «А кто ты сам, если не чужак в этом змеином логове? Тебя гонит совершенное преступление, а сердце твое трепещет от страсти», — проговорил он в темноте, обращаясь к самому себе. Покой и отдых — единственное, чего он желал. Да и змей он опасался не так сильно, как предательства со стороны мужчины, который громко храпел в своей кровати рядом. Кто знает, не притворяется ли он? Габаль уже никому не доверял. Даже Даабас, обязанный ему жизнью, может по глупости выдать его. Заклат придет в бешенство, мать будет плакать, и в без того несчастном квартале вспыхнет пожар. И тогда не наступит для него день, когда он откроется и признается в любви, приведшей его в этот дом, в комнату заклинателя змей. Обо всем этом Габаль думал, испытывая мучительную тревогу, пока на рассвете его не сморил сон.
Когда в комнату сквозь закрытое окно начал заглядывать свет, Габаль поднял отяжелевшие веки и увидел аль-Балкыти, сидевшего, согнув спину, в своей кровати. Аль-Балкыти жилистыми руками массировал себе ноги под одеялом. Несмотря на головокружение от недосыпа, Габаль приветливо улыбнулся хозяину. Он проклял все дурные мысли, которые роились ночью у него в голове, а сейчас разлетелись, как стая летучих мышей при появлении солнечного лучика. Неужели кошмары мучают всех убийц? Да, преступление уже давно примешалось к крови нашего славного рода. Габаль услышал, как аль-Балкыти громко зевнул, изогнулся змеей, грудь его заходила ходуном, и он закашлялся так сильно, что, казалось, глаза вылезут из орбит. Как только кашель отпустил, мужчина глубоко вздохнул. Габаль сказал ему: «Доброе утро!» — и уселся на тахту.
Аль-Балкыти повернулся к гостю с красным после приступа кашля лицом.
— Доброе утро, уважаемый Габаль, не спавший всю ночь!
— У меня, наверное, ужасный вид?
— Ты беспрерывно ворочался и присматривался ко мне, словно чего-то боялся.
Вот змей! Дай Бог, не ядовитый. Но! Ради черных глаз!
— Да, действительно, на новом месте бессонница напала.
Аль-Балкыти рассмеялся:
— Одно тебе не давало сомкнуть глаз: ты боялся за себя. Боялся, что я убью тебя, присвою деньги и закопаю на пустыре, как ты сделал с тем, кого убил.
