— Я слышал голос деда, — бормотал он, будто обращаясь к самому себе.
Она с сочувствием и тревогой заглянула ему в лицо. Неужели он и правда потерял рассудок? Раньше он такого не говорил. Ее охватил ужас.
Однажды Рифаа встретил на дороге женщину из другого рода. Она вежливо поздоровалась с ним:
— Доброе утро, уважаемый!
Он удивился, с каким почтением она его приветствовала, назвав уважаемым, и спросил:
— Чего ты хочешь?
— Мой сын одержим, — взмолилась женщина. — Прошу, избавь его от этого зла!
Как и все из рода Габаль, он смотрел свысока на остальных жителей квартала, и ему показалось недостойным оказывать женщине услугу — это могло обернуться презрением к нему самому.
— В вашем квартале нет знахарки?
— Есть. Но у меня нет денег, — ответила женщина плачущим голосом.
Сердце Рифаа растаяло. Ему также было лестно, что женщина обратилась к нему, ведь его род смеялся над ним и относился с пренебрежением. Он посмотрел на нее и решительно сказал:
— Я к твоим услугам.
54
Ясмина наблюдала за улицей, разглядывая новый вид из окна: внизу играли мальчишки, расхваливала свой товар торговка финиками, а в это время надсмотрщик Батыха одной рукой держал кого-то за шиворот, а другой бил его по лицу. Бедняга напрасно молил его о пощаде. Рифаа, сидя на диване и подстригая ногти на ногах, спросил ее:
— Тебе нравится наше новое жилище?
Она повернулась к нему:
— Здесь улица под окнами. А раньше из комнаты мы видели лишь полутемный коридор.
Рифаа заметил с сожалением:
— Жаль, что пришлось покинуть священное место, где Габаль одержал победу над своими врагами. Но невозможно было больше оставаться среди людей, которые издеваются над нами и не дают прохода. Здесь же бедняки такие добрые! Воистину велик тот, кто добр, а не тот, кто принадлежит роду Габаль.
— Я их возненавидела, после того как они чуть не прогнали меня, — с обидой проговорила Ясмина.
— Зачем же ты тогда напоминаешь соседям, что ты из рода Габаль? — улыбнулся Рифаа.
Обнажив белоснежные зубы, она с гордостью заявила:
— Потому что я выше их всех!
Рифаа положил ножницы на диван, опустил ноги на циновку и сказал:
— Ты станешь еще красивее и лучше, когда смиришь свою гордыню. Представители рода Габаль ничем не лучше остальных. Лучше всех тот, кто добр. Я ошибался так же, как ты, когда думал только о роде Габаль. Но счастья заслуживает лишь тот, кто искренне его ищет. Посмотри на этих простодушных, как охотно они идут очищаться от бесов.
— Но здесь все берут плату за свою работу, кроме тебя! — упрекнула его Ясмина.
— Если не я, то кто избавит этих несчастных от зла? Они хотят излечиться, но им нечем платить. Среди них я обрел настоящих друзей, которых у меня раньше не было.
Она не стала спорить, состроив недовольную мину.
— Если б ты доверилась мне, как они, я освободил бы тебя от того, что мешает тебе жить светлой, полной жизнью.
— Считаешь меня невыносимой? — рассердилась она.
— Есть люди, которые обожают своего беса, сами того не ведая.
— Мне неприятен этот разговор! — огрызнулась Ясмина.
— Ты тоже из рода Габаль. Они все отказались от исцеления, даже мой отец.
В дверь постучали — они ждали нового посетителя, и Рифаа готовился к его приходу.
Действительно, это были самые счастливые дни в жизни Рифаа. В этом квартале к нему обращались «уважаемый Рифаа», принимали с любовью и радушием. Все знали, что он изгоняет бесов и дарует исцеление, не требуя ничего взамен. Такого чистого человека никто из них в жизни не встречал. Поэтому бедняки и полюбили его как никого другого. И не было ничего удивительного в том, что Батыха, надсмотрщик этого квартала, терпеть не мог Рифаа, который, с одной стороны, снискал всеобщую любовь, а с другой — не мог платить дань. Батыхе нужно было только найти повод, чтобы придраться.
У каждого, кого излечил Рифаа, была своя история. Умм Дауд, например, в нервном припадке кусала своего ребенка, а сегодня она само спокойствие и уравновешенность. Санара, у которого было только две страсти — ругаться и играть в азартные игры, стал кротким и умиротворенным. Карманник Таляба искренне раскаялся и устроился подмастерьем к лудильщику. Авис наконец-то женился. Из всех исцелившихся Рифаа выделил четверых — Заки, Хусейна, Али и Карима. Почувствовав в них искренность, он назвал их своими братьями. До этого никто из них не знал ни дружбы, ни любви: Заки бродяжничал, Хусейн не мог очнуться от гашишного дурмана, Али хотел стать надсмотрщиком, а Карим занимался сводничеством. Все они переродились в людей с добрым сердцем. Они собирались у скалы Хинд, где было пустынно и свежо, разговаривали о любви и чистоте. Глазами, которые горели любовью и преданностью, они смотрели на исцелившего их и мечтали о счастье, которое на белых крыльях спустится на их улицу. Однажды, когда в полной тишине они наблюдали за догоравшей зарей, Рифаа спросил их:
— Почему мы счастливы?
— Ты, ты открыл нам путь к счастью, — с воодушевлением ответил Хусейн.
Рифаа благодарно улыбнулся:
— Потому что мы избавились от бесов. Мы очистились от зависти, алчности, ненависти и другого зла, которое губит жителей нашего квартала.
Али, внимавший его словам, подхватил:
— Мы счастливы, хотя мы бедные и слабые. Владеть имением или быть надсмотрщиком — счастье не в этом.
Рифаа кивнул:
— Люди истязают себя ради призрачного имения, ради того, чтобы обладать слепой силой. Прокляните это имение и всех надсмотрщиков!
Каждый произнес слова проклятия. Али поднял с земли камень и швырнул его со всей силы в сторону горы. Рифаа продолжил:
— Поэты рассказывают, что с тех пор как аль-Габаляуи сподвиг Габаля сделать из каморок, принадлежавших роду, жилища не хуже Большого Дома по красоте и размерам, люди захотели обладать такой же силой и таким же положением, как дед, позабыв о других его достоинствах. Значит, Габаль не смог изменить их лишь тем, что добился для них прав на имение. А когда он упокоился с миром, сильнейшие превратились в грабителей, слабейшие в завистников, и всех постигло горе. Я же открываю врата в счастье, где не существует никакого имения, никакой силы и власти.
Карим склонился к нему и поцеловал.
— Завтра, — продолжал он, — когда сильные увидят счастье слабых, они поймут, что их сила, их власть и деньги, добытые обманным путем, — ничто.
Друзья отвечали ему одобрением и похвалами. Ветер донес до них из пустыни песнь пастуха. На небе зажглась звездочка. Рифаа вгляделся в лица товарищей.
