— Я не хотел вас беспокоить, — проговорил Баюми, — но не могу ничего предпринимать, не посоветовавшись с вами.
Тем более, речь идет об имении. К тому же этот безумец и смутьян из рода Габаль. А у нас договор — не нападать ни на кого из них без вашего согласия.
Лицо Ихаба помрачнело:
— Он действительно утверждает, что разговаривал с владельцем имения?
— Я слышал об этом в разных местах. Его пациенты верят в это, хотя не подают вида.
— Он наверняка сумасшедший. Это так же очевидно, как то, что Габаль был мошенником. Но на этой грязной улице благоволят обманщикам и идиотам. Чего еще нужно этому роду, после того как они разграбили имение, не имея на него никаких прав?! Почему владелец не разговаривает ни с кем, кроме них? Почему не обратится ко мне, ведь я — самый близкий ему человек?! Он не выходит из своих покоев. Ворота дома открываются только для того, чтобы ему доставляли все необходимое. Его никто не видит, он встречается только со своей рабыней. Но как просто оказывается членам рода Габаль столкнуться с ним или услышать его голос!
— Они не успокоятся, пока не захватят все имение, — процедил Баюми.
От гнева лицо управляющего побелело. Он чуть было не отдал приказ, но вдруг помедлил:
— Он говорил что-то о владельце имения или ограничился изгнанием бесов?
С прежней злостью Баюми ответил:
— Габаль тоже занимался просто ловлей змей, — и нахмурился. — Какая связь между бесами и владельцем имения?!
— Я не хочу повторить судьбу аль-Эфенди, — решительно заключил Ихаб.
Баюми пригласил Габера, Хандусу, Халеда и Батыху к себе в курильню, и сообщил, что они должны найти способ излечить безумие Рифаа, сына Шафеи-плотника.
— И ради него ты нас собрал?! — возмущенно спросил Батыха.
Баюми кивнул. Хлопнув в ладоши, Батыха закричал:
— Подумать только! Надсмотрщики квартала собираются ради существа, и пол-то которого трудно определить!
Баюми взглянул на него с презрением:
— Он проворачивал свои дела на твоей территории, а ты — ни сном, ни духом. Ты, наверное, и не слышал о том, что он утверждает, будто встречался с владельцем имения.
Сквозь дым кальяна они обменялись сверкающими злобой взглядами.
— Как это? Где бесы и где владелец имения? Разве наш дед был знахарем? — растерянно проговорил Батыха.
Надсмотрщики рассмеялись, но, заметив, что Баюми нахмурился, прекратили смех.
— Ты дурак, Батыха! Надсмотрщик может быть пьяным, курить гашиш, но дураком он быть не должен!
В свое оправдание Батыха сказал:
— Уважаемый! На свадьбе Антара на меня навалилось два десятка человек. Кровь текла у меня по лицу и шее, но я не выпустил свою дубинку из рук.
— Пусть Батыха уладит это дело, как считает нужным, не теряя лица, — предложил Хандуса. — Только не надо избивать умалишенного, это недостойно надсмотрщика!
Квартал спал, не ведая, что готовится в доме Баюми. Утром Рифаа вышел из дома и, встретив Батыху, поздоровался с ним:
— Доброе утро, уважаемый!
— Для кого доброе, а для кого нет! Поворачивай обратно и не выходи из дома, не то проломлю тебе голову!
Рифаа удивился:
— Что тебя так разозлило?
— Ты с Батыхой говоришь, а не с владельцем имения, — взревел он. — Давай, возвращайся!
Рифаа собрался ответить, но Батыха ударил его по лицу так, что он зашатался и прислонился к стене дома. Какая-то женщина, увидев это, заголосила на весь квартал, закричали и другие, призывая на помощь. В мгновение ока к месту стянулся народ, в том числе Заки, Али, Хусейн и Карим. Прибежал Шафеи. Нащупывая себе дорогу палкой, явился поэт Гаввад. Вскоре, к изумлению Батыхи, не ожидавшего ничего подобного, собралось огромное количество сторонников Рифаа, как мужчин, так и женщин. Батыха размахнулся и влепил Рифаа другую пощечину. Юноша и не пытался защищаться. Однако среди собравшихся поднялся ропот возмущения, толпа волновалась. Одни просили Батыху отпустить юношу, другие перечисляли все достоинства Рифаа. Люди, негодуя, спрашивали друг друга, чем же он провинился. Охваченный гневом, Батыха закричал:
— Вы забыли, кто я?!
Но любовь к Рифаа, которая привела людей сюда, чтобы защитить его, придала им смелости ответить на вызов надсмотрщика. Человек из первого ряда упрашивал:
— Покровитель, мы пришли просить тебя простить этого доброго юношу.
Другой, чувствуя себя в безопасности в гуще толпы, прокричал:
— Мы все тебе подчиняемся! Но в чем же виноват Рифаа?
Кто-то издалека, уверенный в том, что надсмотрщик его не видит, выкрикнул:
— Рифаа невиновен! Горе тому, кто поднимет на него руку!
Разгневанный Батыха поднял дубинку высоко над головой и заорал:
— Я проучу вас, бабы!
Вдруг со всех сторон, как на похоронах, заголосили женщины, посыпались слова угроз. Чтобы Батыха не приближался, кто-то бросил ему под ноги камень. Надсмотрщику грозила опасность, такое могло ему привидеться только в кошмарном сне. Но ему было легче умереть, чем позвать остальных на помощь. Возникла угроза погибнуть под градом камней, если он сделает шаг вперед. Бездействие же означало конец его власти. Глаза Батыхи метали молнии, камни продолжали лететь, он же гордо стоял на месте. Ничего подобного прежде не случалось ни с одним надсмотрщиком.
Внезапно Рифаа заслонил собой Батыху. Он замахал руками, и все притихли. Решительным голосом он обратился к толпе:
— Он прав. Я заслужил наказание!
На него посмотрели с недоумением, но никто не произнес ни слова.
— Идите, пока он не обрушил на вас свой гнев! — сказал им Рифаа.
До людей дошло, что он спасает честь надсмотрщика, и они стали расходиться. Сначала неуверенно ушли первые, потом поспешили остальные, боясь оказаться один на один с Батыхой. Квартал опустел.
57
После этого происшествия на улице стало неспокойно. Больше всего управляющий боялся, что жители поймут: сплотившись, они могут дать отпор надсмотрщикам. Поэтому он считал, что необходимо уничтожить Рифаа и тех, кто причислял себя к его сторонникам. И сделать это надо, договорившись с Ханфасом, надсмотрщиком рода Габаль, и обязательно избегая всеобщего волнения в квартале. А Баюми управляющий сказал: «Рифаа не такой беспомощный, как ты думал. За ним стоят его последователи, которые встанут на его защиту. А что, если вся улица вступится за него? Тогда он бросит изгонять бесов и объявит, что его настоящая цель — имение!» Баюми обрушил свой гнев на Батыху, тряся его от злости за плечи, он кричал: «Мы доверили тебе это дело, а ты что наделал?! Позор!» Батыха скрежетал зубами: «Я избавлю вас от него, даже если придется его убить!» «Лучшее, что ты можешь сделать, — исчезнуть с улицы навсегда», — закричал на него Баюми и послал за Ханфасом. Но тому на улице встретился насмерть перепуганный Шафеи, преградивший надсмотрщику дорогу. Шафеи уже пытался убедить сына вернуться в мастерскую и оставить занятие, не приносящее никакого заработка, а только одни неприятности. Однако ему это не удалось, и он, расстроенный, возвращался домой. А когда узнал, что Ханфаса вызвал к себе Баюми, бросился тому наперерез со словами: «Уважаемый Ханфас! Ты наш заступник! Они попросят тебя избавиться от Рифаа. Но, умоляю, не делай этого! Пообещай им все, что они попросят, но не трогай Рифаа. Я уйду с ним с улицы, уведу его силой. Только ничего ему не делай!» Осторожный Ханфас отвечал уклончиво: «Уж мне ли не знать, как поступить и чего требуют интересы рода Габаль?!» На самом деле Ханфас, узнав, что произошло с Батыхой, уже побаивался Рифаа и думал, что ему следует быть еще осторожнее, чем управляющему и Баюми.
