— Здесь его дочь, его дом и его имущество! — гневно возразил Закария.
Тогда Касем многозначительно произнес:
— Оставаться в квартале было необходимо. Поэтому вас и стало так много.
Он посмотрел на обращенные к нему лица, словно пересчитывая их в подтверждение своих слов. Большинство из них он лично убеждал уйти с улицы и присоединиться к уже покинувшим ее. Каждую ночь, как только квартал засыпал, он выходил из своего дома и направлялся к тем, кто ему пришелся по душе, и кто, как он думал, перейдет на его сторону.
— Сколько нам еще ждать? — спросил его как-то Аграма.
— Пока вас не будет достаточное количество.
Аграма отвел Касема в сторону и, поцеловав его, прошептал:
— Мое сердце разрывается. Я лучше всех понимаю, как тяжело твое горе.
— Это правда, — откровенностью на откровенность ответил ему Касем. — Моя боль невыносима.
Аграма посмотрел на него с состраданием:
— Скорее присоединяйся к нам! Ведь теперь ты остался совсем один.
— Всему свое время.
— Нужно возвращаться! — в полный голос произнес Увейс.
Друзья обнялись на прощание, и Касем пошел домой. Прошло уже много дней, а он все сидел в комнате один и переживал свое горе. Сакину стало тревожить его состояние. Но для того, чтобы по-прежнему выходить по ночам из дома, силы у него были. Число уходивших с улицы росло, и люди спрашивали друг друга, что происходит. В соседних кварталах стали еще больше потешаться над бродягами и их надсмотрщиком Саварисом. Поговаривали, что не сегодня-завтра Саварис тоже ударится в бега. Однажды Закария предупредил его:
— Дело зашло так далеко, что пора начинать беспокоиться о последствиях!
Однако ничего не оставалось, только ждать. Каждый день Касем, подвергая себя опасности, обходил дома. Ихсан была единственной, кто был способен вызвать улыбку на его мрачном лице. Она училась стоять, держась за стулья, поворачивала к нему свое ясное личико и лепетала что-то на своем детском языке. Он с нежностью разглядывал ее и думал: «Ты будешь красивой девочкой. Но самое главное — я хочу, чтобы ты стала такой же доброй и ласковой, как твоя мать». Он радовался, когда она смотрела на него своими черными глазками, ведь ее круглое личико напоминало ему о Камар. Дочка оставалась единственным напоминанием об их любви, которую так жестоко оборвала судьба. Проживет ли он столько, чтобы увидеть ее прекрасной невестой? Или ему суждена лишь боль воспоминаний в стенах этого дома?
Однажды в дверь постучали. Сакина пошла спросить, кто там. Молодой голос ответил ей:
— Открой, Сакина!
Она отворила и увидела перед собой девочку не старше двенадцати с закрытым лицом, которая против обыкновения была еще закутана в накидку. Удивленная Сакина спросила, что ей нужно. Однако та проскользнула в комнату Касема.
— Добрый вечер, дядя!
Она открыла круглое смуглое с правильными чертами лицо.
— Добро пожаловать. Садись, — поздоровался, недоумевая, Касем.
Присаживаясь на край, девочка сказала:
— Меня зовут Бадрия. Меня послал к тебе брат Садек.
— Садек?! — Касем был озадачен.
— Да.
Он сел поближе, нетерпеливо посмотрел на нее.
— Зачем же он так рискует?
Она посерьезнела, отчего лицо ее стало только красивее, и ответила:
— Но в покрывале меня никто не узнает.
Он заметил, что, судя по фигуре, она намного старше, и кивнул, соглашаясь. Она стала еще серьезней:
— Он говорит, чтобы ты немедленно покинул квартал. Лахита, Гулта, Хагаг и Саварис договорились сегодня ночью убить тебя.
Он нахмурился, а Сакина вскрикнула.
— Как он узнал об этом?
— Ему Яхья сказал.
— А как узнал об этом Яхья?
— Какой-то пьяный болтал в винной лавке, а друг Яхьи слышал. Так говорит брат.
Он молча смотрел на нее, пока она не встала и не принялась снова закутываться в покрывало. Касем поднялся:
— Спасибо тебе, Бадрия. Будь осторожна. Передай от меня привет брату. Иди с миром.
Она закрыла лицо и спросила:
— Что ему передать?
— Скажи, что еще до утра мы встретимся.
Она коснулась его руки и вышла.
83
Сакина побледнела. В глазах ее отразился ужас.
— Немедленно уходим! — выкрикнула она и вскочила.
— Запеленай Ихсан, спрячь ее под накидкой и иди, как будто по делам. Потом сверни на кладбище к могиле покойной и жди меня там.
— А вы, господин?
— Уйду, как только получится.
Растерянность и страх оставались в ее глазах.
— До условленного места вас проводит Хасан, — успокоил он ее.
Она собралась в считанные минуты. Касем несколько раз поцеловал дочку.
— Прощай, вечная улица! — уже в дверях проговорила Сакина.
Сквозь деревянную решетку Касем смотрел на дорогу, наблюдая, как служанка удаляется в сторону аль-Гамалии. Сердце его билось при виде драгоценной ноши у нее на руках. Сакина скрылась за поворотом. Он обвел взглядом улицу и заметил пособников надсмотрщиков. Часть из них сидела в кофейне Дунгуля, а часть слонялась туда-сюда, черты их растворялись в надвигающейся темноте. Все говорило о том, что они к чему-то готовятся. Может, они караулят его, выжидая, когда он выйдет на свою вечернюю прогулку, секрет которой они разгадали? Или нападут на его дом на исходе ночи? Пока они разбрелись по кварталу, чтобы не привлекать внимания. Расползлись в темноте, как жуки. От них так и несет преступлением! Может, его ждет судьба Габаля или участь Рифаа? То же в одну из непроглядных ночей переживал и сам Рифаа. Он прятался в доме, сердце его переполняли самые добрые намерения, а внизу уже раздавались тяжелые шаги тех, кто жаждал крови. Когда же прекратится кровопролитие, несчастная улица? Касем ходил из угла в угол, пока в дверь не постучали и он не услышал голос Хасана, зовущий его. Он увидел тревогу в глазах этого богатыря.
— В квартале какое-то движение… Это подозрительно, — сказал Хасан.
Как будто не обращая внимания на его слова, Касем спросил:
— А дядя уже вернулся?
— Нет. Говорю же тебе, в квартале происходит что-то странное. Посмотри в окно!
— Я уже заметил то, что тебя взволновало. Я знаю. Садек успел предупредить меня. Он послал ко мне свою младшую сестру. Если его опасения верны, то надсмотрщики попытаются убить меня сегодня ночью. Сакина с Ихсан уже ушла и ждет тебя на кладбище у могилы Камар. Отведи их в надежное место к братьям.
— А ты?
