― Я их собираю. Я вообще собираю ключи ― самые разные, я их нахожу или покупаю, а этот пусть останется у тебя. На память. Как код к воспоминаниям об этом вечере.
Николай покорно взял. Потерял, правда, дня через два... Но об этом Кати никогда не узнала, так что не велика потеря.
― Когда я вернусь, давай куда-нибудь улетим вместе. Можем с отдельными номерами. Просто скроемся, м? ― предложил Николай.
Наутро он возвращался в город грехов и соблазнов по М7. Кати же оставалась в Нижнем еще на неделю, а когда упаковывала свои вещи, вынула со дна сумки половину скопленных за время работы в «Сатурне» денег и аккуратно спрятала в бабушкину тетрадку с ведением расходов. В записке попросила не откладывать на потом, а тратить. И уехала. С чувством безумного стыда, что не сделала этого раньше.
А дальше жизнь Кати понеслась по туристическому путеводителю: в июле она первый раз за жизнь пересекла океан и очутилась в Мексике вместе с Николаем, ближе к августу попробовала омерзительно кислый вкус молодого вина в Абруццо, гуляла по закатному Риму, застывая перед Базиликой Сан-Онофрио на холме Яникуле, бегала босиком по горячему песку Арубы, спускала его деньги в дубайских торговых центрах в районе Шарья, скучала во время пересадок в Дохе и даже приобрела подушку для сна в самолете в мадридском аэропорту. Некоторые последние путешествия с Николаем Кати вызывалась оплатить и тратила бездумно накопленные деньги, догадываясь, что он, показывая ей страны и горизонты, уже давно влез в долги ― чего только стоила их поездка на Санторини. Ближе к весне во время прогулки по Брюгге Николай сделал Кати предложение. В бурю и грозу.
* * *
Кати, как и все женщины, хотела замуж. Не сказать, что поддалась всеобщей пандемии или подцепила заразный вирус белых платьев, который заставляет клетки мозга синтезировать глупые мысли, ― нет, Кати хотела замуж, как и все, из страха. Из страха смерти и бесцельности собственной жизни, из страха болезней, одиночества, сумасшествия ― она хотела заботиться о ком-то, быть нужной кому-то и любить в ответ из благодарности за спасение самой себя от себя же самой. Ей хотелось быть такой же, как все: готовить, стирать, ругаться, даже ненавидеть ― но убежать, скрыться из поля зрения одиночества, в темноте которого таилось столько опасностей. Тогда она еще не понимала, что быть рядом с мужчиной не значит не быть одинокой. А зачастую, то самое одиночество приходит именно в браке, и сбежать от него намного сложнее...
Николай взял Кати в жены из страха потерять. «Пока горят глаза, надо брать в охапку и нести в берлогу», ― вспоминал он слова своего деда. Не то чтобы ему сильно хотелось тащить Кати к себе в берлогу или лишать себя холостяцких удовольствий, свободных ночей, приходить раньше, вставать по будильнику, отдавать половину бюджета на тряпки и одинаковые баночки в ванной комнате в количестве ста штук, но его пугало, что кто-то другой предложит все это Кати, и она уйдет, вильнув хвостом.
А так всегда будут обязательства ― Кати всю ее сознательную жизнь губили последовательность действий и действенность слов. Если она сказала, что выйдет замуж, ― значит, выйдет.
В день свадьбы у Кати сосало под ложечкой, не сказать что она передумала или искала момент, чтобы улизнуть и спрятаться в темноте спальни одного из сиюминутных любовников, одинокого владельца музыкального салона, к которому так ревновал ее Николай, она просто знала, что лучше там, замужем, не будет. Что отношения не станут идеальными под действием волшебных колец. И Николай не изменится, и она ― она тоже не изменится! Это же фарс! «Ты не веришь тому, что происходит, но делаешь это! Абсурд!» ― думала Кати, но продолжала ломать комедию своей жизни.
И ей было смешно. Кати улыбалась всему происходящему, сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос. «И об этом мы мечтаем с самого детства, ради этого живем. Сколько девушек идут набираться ума-разума и получать профессию не для того, чтобы этим пользоваться или с интересом учиться, а для того, чтобы понравиться потенциальному мужу. Они расфуфыриваются, аляповато одеваются, говорят мягким струящимся голоском ― только чтобы в конечном итоге выйти замуж, не ради себя ― а из страха проиграть жизненную гонку и остаться вроде как не у семейных дел! А где же характер, где же изъяны, где же, в конце концов, индивидуальность ― хоть какие-то следы эволюции и развития?!» ― кричала Кати в голос самой себе. Кричала и не слышала.
Кати искренне и тщетно хотела и старалась любить Николая. Но, как бы ни было прискорбно это осознавать, она его не любила...
Маршрут: взлеты и падения
2008 год
Николай довольно быстро запретил Кати работать, несмотря на все ее порывы и поползновения. Зная историю с В., кусками, отрывками и скомканными образами, он не мог позволить ей вернуться в «Сатурн». А кроме как управлять провинциальным спортивным учреждением, Кати ничего не умела, институт она бросила давно, не завершив и трех курсов на заочном, так что все, на что могла рассчитывать новоиспеченная жена Николая, ― девушка на ресепшене или хостес.
Разрешить Кати стоять за стойкой у входа и кому-то прислуживать Николай не считал возможным. Из чувства больного самолюбия. Его родители, друзья ― никто бы не понял, он зависел от мнения окружающих и часто искал стороннего уважения, а еще лучше ― зависти. И он настоял, чтобы Кати пошла учиться. Девушка, цепляясь за воспоминания о В. и пытаясь повторить его тернистый и извилистый путь, чтобы хоть душой, хоть образом жизни пусть не сравняться, но приблизиться к нему хотя бы в мыслях, поступила в Академию народного хозяйства на специальность «Национальная экономика». А также из никчемного патриотизма, от безделья и чтобы хоть куда-то выходить из дома, иметь цель или причины просыпаться. К слову, о доме...
Спустя год после свадьбы Николай сильно разругался с отцом на почве совместного ведения дел и остался практически без денег. У Николая очередной бюджет на развитие компании утекал сквозь пальцы ― непонятно зачем, он снял трехсотметровый офис на Гончарной улице, еще не набрав всех сотрудников, и несколько месяцев помещение пустовало, арендная плата шла, все ссорились, спорили, обвиняли Николая в неразумности и безответственности.
Кати внутри была согласна с ругающими Николая, но в его дела не лезла.
Лень было.
Им пришлось выехать из квартиры его родителей в высотке на Котельнической и перебраться в съемную однушку на Рабочей улице недалеко от железнодорожной платформы «Серп и молот».
И тут Николай спохватился, денег не было, а за квартиру, пусть скромную ― на двенадцатом этаже прямо под крышей, приходилось выкидывать тридцать тысяч рублей, ровно те деньги, которые он выделял Кати на бензин, встречи с подругами, телефон и иногда сапоги.
Начались ссоры.
Николай мог забыть оставить Кати с утра деньги. Спешил, опаздывал, в общем, не до того было. Увидев, что из еды лишь гречка и банка йогурта (колбасу и остатки вчерашнего ужина Николай привычно уминал на завтрак, пока Кати спала, как-то не задумываясь, что будет есть она), она звонила ему, иногда кричала ― Николай отвечал, что, если ей так нужны деньги и она так хочет есть, пусть приезжает к нему в офис сама. На метро. Бак-то пустой, и, чтобы заправить машину, снова нужны были все те же хрустящие бумажки с водяными знаками.
