Отойти на десять шагов.
И расстегивать пуговицы рубашки.
Обнажая привычный ход ночи.
С ее недостатками разговоров.
С ее отчаянными попытками влезть в чужое сердце.
Я прислонилась к стене в ожидании реакции Макса.
Он включил какой-то музыкальный канал, затушил сигарету, медленно встал и еще полминуты раздевал меня глазами, хотя согласно моим ощупам самой себя снимать с меня уже было нечего.
Кроме комплексов и усталости что снимать и вынимать из недр этой «самой себя»?
МММ развел мои руки в разные стороны. Стало непривычно и странно. Мне кажется, что страх живет в подмышечных впадинах — МММ отчаянно пытался его выгнать. Проводя пальцами по кромке загара, трогая и водя руками, как проводят пальцами по приятному материалу чужой шубы, только долго… и очень приятно.
Испуганный зверек во мне мертв. Отныне только я.
МММ запрещал мне двигаться. Запрещал молча, просто сковывая мои движения. В голове было столько мыслей, я старалась осознать процесс, пока в какую-то секунду не решила раз в жизни насладиться. Не думать и анализировать, а прожить.
Прожить просто одну ночь по-человечески.
Не могу сказать, что мой мозг отключали действия Макса, иногда так и хотелось схватить его за руку — расставить пограничные зоны, до какого момента можно, а что нельзя, но не было сил сопротивляться.
— Я же никогда не причиню тебе физической боли, чего ты тогда боишься? — спросил он меня почти посреди самого секса, уже не рукоблудия, а тотального проникновения сущностей.
— Боль душевную?
— Так это будет после. Чего ты сейчас боишься?
Он прав.
Откинуться, положить голову удобно, дать крови притечь к нужным органам, остановить время страха. А дальше танец накрахмаленных простыней.
Я не помню, как толком все это было.
Было хорошо, главное, что все в тумане. Прогресс на лицо.
— Научишь меня, как засыпать рядом с мужчинами?
— Ты никогда не спала рядом с мужчинами? — Он удивился, принес нам по банке тоника из холодильника. — Больше ничего нет, прости!
— Ничего страшного, — я поджала ноги под себя. — Нет, ну я спала с мужчинами, но не высыпалась. Ворочалась всю ночь.
— Нет, ты правда идеальная героиня для Вуди Аллена. Давай договоримся сразу, если я буду храпеть — разбуди меня!
Я проснулась одна в номере.
Без записок, завтраков в постель и даже сопения в спину.
Судя по тому, сколько я спала, он и вправду не храпел.
Я набрала ему.
Телефон зазвонил где-то на территории номера и моего трясущегося как осиновый листок сердца.
И где мне теперь его искать? Представляете, сейчас окажется, что он сбежал, мне придется с позором объяснять, что нечем платить за номер.
Я резко подскочила с кровати, все вокруг закружилось, я придумала себе рак мозга и снова легла под одеяло ждать реанимацию в виде открывающегося номера.
Прошло минут сорок. Я досконально изучила потолок. И зачем малярам теперь так много платят? Даже поковыряться взглядом не в чем.
Макс вернулся, когда я снова уснула. Мне снился чудодейственный сон, что я каталась на слонах от театра Станиславского до Ленинской библиотеки.
МММ приехал в другой одежде, прямо в которой он лег на кровать и обнял меня.
Самое эротичное для моей души — когда шея касается шеи. Это самые нервно-откровенные дружеские объятия.
Я получила их от любовника.
Вот что странно.
— Безумно хочется почистить зубы. К подобным номерам вряд ли предлагают зубные щетки?
— Могу дать тебе свою.
Направившись в ванную, я чистила зубы и принимала душ одновременно, стараясь не намочить волосы.
Так хотелось спросить: «А куда ты ездил?» Но еще больше мне хотелось быть не похожей на мою мать, кстати, которой не мешало бы сообщить, что все нормально.
Я набрала ей sms, сидя на унитазе: «Вряд ли ты поверишь, что тебе пишет труп из моргальной ячейки номер 1253, поэтому все нормально. Я у Сашки. Скоро буду».
Как я уже говорила, это скоро растянулось до понедельника.
— Там не похолодало?
— Нет, обещают сегодня ночью грозу!
— Снова только обещают?
— Ага! Я как раз сейчас в машине слышал. Ездил переодеться. А то ходить три дня в одном и том же безмерно неприятно. Не в армии уже.
— Ты служил?
— А ты как думала!
Мое поколение росло иначе, и в моем представлении, особенно среди сверстников, в армию шли либо гопники, либо неудачники.
Все мало-мальски адекватные персонажи поступают в институты или отмазываются. Уже прошло то время, когда люди шли служить, потому что так положено — ибо отец служил, дед воевал, даже бабушка участвовала в сражениях, ну как после такой истории не пойти служить.
Макс так и сделал. Потом поступил в МГИМО на МО.
[8]
Доучился там до конца или нет, не знаю. Макса страшно спрашивать — любой заданный ему вопрос боязлив с моей стороны. Я боюсь!
На улице собирались тучи. В могучие кучки. Творили дождь. Точнее планировали выпустить его к середине ночи, если никаких накладок не произойдет.
— Поехали узнаем, все ли закрыто дома, у меня рабочие вечно оставляют окна открытыми, воров-то я не боюсь — там и охрана, и пока уносить нечего, а вот если дождь зальет…
— Все лучше, чем номера гостиницы.
— Вчера тебе тут нравилось.
— Это было вчера, — я уже стояла в дверях.
Мы забыли зубную щетку и зарядку для телефона, а еще одну их тех ночей, которые приятно вспомнить в этом номере. Ведь если мыслить логически, то для того чтобы вспомнить какое-то событие, о нем необходимо забыть — хотя бы на некоторое время. Значит, эту ночь я уже не вспомню!
У Макса в машине играл последний диск Паффа Дэдди — до сих пор не могу привыкнуть называть его Пи Дидди. Пошло как-то звучит.
— Как вы познакомились с Никой? — спросила я, когда мы уже свернули в его поселок.
Макс замялся. Подумал какое-то время, стоит ли отвечать на этот мой вопрос, потом выключил музыку и произнес:
— Я ее изнасиловал. Даже не зная ее имени.
— И потом прожил с ней семь лет?
Меня чуть не стошнило, стало дурно и душно. Закружилась голова.
— Вот видишь, ты сразу наделала выводов. Уже осуждаешь, собираешься бежать и писать предъяву, а она меня любила. Да все очень по-дурацки вышло. Рассказывать?
