— Тогда ты не знаешь рифмы к своему имени, — сказал Рад.
— Отчего же. — Нелли, продолжая смеяться, пожала плечами. — Нелли, не вы ли набздели?
И теперь это прозвучало для Рада уже почти не вульгарно. Теперь ее облик объял собой низкое слово — словно вправил в драгоценную оправу, и эта оправа сделала его равным себе. Рад вспомнил: примерно так же звучали всякие пошлые словечки и обороты в речи Жени-Джени. Но он не мог вспомнить, позволяла ли Нелли себе такие каменья в ту пору, когда была для него Прекрасной Еленой и он осаждал ее, как Трою. Скорее всего, нет, иначе бы это осталось в памяти. Но, наверное, они уже были в ней, и чтобы гальке превратиться в алмазы, оставалось только созреть условиям.
— А я тогда что же, — сказал Рад, продолжая предложенную ею игру, — Рад-дегенерат?
Нелли оценивающе прищурилась.
— Грубовато. Без смака. Это что, так тебя в детстве дразнили?
— Случалось.
Нелли благосклонно кивнула:
— Подыщем тебе что-нибудь более подходящее. Подумаем — и подыщем. Скажем, Рад — самогонный аппарат.
На это Рад уже не успел ей ответить. Откуда-то сбоку на него налетел нос-набалдашник, хлопнул по плечу, сунул Нелли в руку черную плоскую сумку, что была у него, и полез обниматься. Рад даже не сумел разглядеть Дрона — только его нос и увидел; по этому примечательному носу Дрона, надо полагать, можно было бы узнать, как он ни изменись, и через сто лет.
— Рад, как я рад! — говорил Дрон, похлопывая Рада по спине. — Как я рад, Рад!
— Привет, Дрон, привет! — ответно похлопывая его, говорил Рад. — Затейник, ох, затейник. Послал младшего брата поперед себя!
— А, ошарашил?! — вскричал Дрон, отстраняясь от Рада. Он так и светился довольством. — Вот сначала с моим младшим братиком… Знакомый братик?
— Если я скажу, что впервые вижу, это будет неправдой, — отбился Рад.
— Да уж! — произнесла рядом Нелли.
— Можно сказать: впервые после долгого перерыва, — продолжил Рад. — Как писал автор бессмертной комедии, шел в комнату, попал в другую.
— Почему это в другую? — протестующе вопросила Нелли. — Ты что, не рад мне?
— Да, Рад, ты поосторожней с цитатами из классиков, — подхватил Дрон. — Это какой калибр! Ими невзначай можно и убить. Рад — большой любитель изящной словесности, — проговорил он тоном иронической похвалы, обращаясь к Нелли. — Вот и в дороге читал… что, интересно, читал? — Дрон ловким движением выхватил из бокового кармана пиджака у Рада «Окаянные дни», глянул на заглавие и захохотал. — Ну, даешь! — сказал он, возвращая Раду книгу. — В наши-то дни! Предания старины глубокой… Так, что ли, с той поры, как взял у меня, и читаешь?
Рад тотчас вспомнил: именно «Окаянные дни», это же издание, он взял у Дрона, взял — и заиграл.
— Да, так и читаю, — ответил Рад. Он вспомнил не только о книге, он вспомнил манеру общения Дрона и то, как лучше всего держать себя с ним. — Правда, это не твой экземпляр. Твой у меня дома. Извини. Как смогу, верну.
— Оставь себе. — Дрон проследил взглядом, как Рад отправляет томик Бунина обратно в карман. — Не буду я перечитывать. Я эти «дни» на самом деле, знаешь, когда прочитал? Еще советская власть была, как монолит, классе в девятом учился. Папаша приносил. Специздание для руководящих советских работников, чтобы врага знать в лицо. У каждого экземпляра, помню, свой номер, и выдавали их — за каждый расписываться и отвечать партбилетом.
— А я, помню, по таким специзданиям всего Набокова прочитала, — вставила свое слово Нелли.
— А я о таких изданиях не имел понятия, — с бесстрастностью произнес Рад, словно это была некая игра, задана тема, и они все непременным образом должны были высказаться.
Нелли отдала должное его высказыванию.
— Один ноль, один ноль! — захлопала она в ладоши, будто то и в самом деле была игра. — Дрон, один ноль в пользу Рада.
— За это Рада ждет награда, — продекламировал Дрон. — Рад, готовь грудь под орден. — И протянул руку к Нелли: — Давай мою сумку.
— Не очень была и нужна, — сказала Нелли, отдавая сумку.
Створка потайного шкафа на мгновение вновь распахнулась, и перед глазами Рада промелькнул выбеленный костяк запертого там скелета.
— Сумка эта тебя поит и кормит, — с грохотом захлопнул Дрон открывшуюся створку.
— Скажи еще «сладко».
— Говорю, — сказал Дрон. — Сладко.
Плоская черная сумка, перешедшая от Нелли обратно к нему в руки, была, казалось, знакома Раду. У кого-то недавно он уже видел точно такую. Или невероятно похожую.
— Что, — произнес Рад, стремясь как можно скорее избыть из сознания картину, что так некстати открылась ему в створе распахнувшейся дверцы, — трогаемся?
— Трогаемся, — подтвердил Дрон, однако же, оставаясь на месте. Он огляделся по сторонам, увидел кого-то и сделал рукой призывный жест: сюда!
Рад посмотрел в направлении, куда был устремлен взгляд Дрона.
Показывая в широкой улыбке необыкновенно белые, как кусковой сахар, зубы, к ним шел невысокий, круглолицый, по-мулатски смуглый таец в голубой рубашке с короткими рукавами, заправленной в черные брюки, и, когда увидел, что Рад обернулся к нему, приветственно вскинул руки, сложил их перед собой ладонями друг к другу и, поднеся так к груди, на ходу поклонился. И, подойдя к ним, продолжая сверкать зубами в улыбке, снова сложил руки перед грудью и снова поклонился. Следом, впрочем, протянув правую руку для пожатия.
— Тони, — представил его Дрон. — Наш тайский друг.
— Тони, — протяжно, как пропев, произнес таец. — How do you do? — Здравствуйте.
— Рад. How do you do? — Пожимая ему руку, Рад недоуменно глянул на Дрона. «Тони» — имя было явно не тайское.
Поняла его взгляд Нелли.
— Это у тайцев нормально, — сказала она Раду. — У них у всех по несколько имен. У них настоящее имя знают только родители и они сами. Чтоб духи не могли причинить им зла.
— Недурно, да? — откомментировал ее слова Дрон. Дверца потайного шкафа была плотно закрыта, ни щелки между створками; можно предположить, не фантазия ли Рада то, что ему там увиделось?
Тони, не понимая их русской речи, переводил взгляд с одного на другого, его рафинадные зубы все так же сверкали в улыбке.
Почему у него такие неестественно белые зубы? — еще один вопрос крутился в голове Рада, но это уже было совершенно досужее любопытство, и он похоронил свой вопрос в себе.
Ему стало ясно, что рафинадные зубы — не генетическая особенность тайцев, когда лимузиноподобная черная «тойота» Тони, приняв их в себя на обитые тисненой вишневой кожей сиденья, покатила по шоссе в сторону города. «Лазерное выбеливание зубов», — кричали на английском рекламные щиты вдоль дороги, демонстрируя мужские и женские рты, раскрытые в сияющей улыбке. Надо полагать, отдраенные до снеговой белизны зубы были таким же кодом, как бритая голова в России, свидетельствуя о состоявшейся жизни.
