— Нормально. Понимаю. Даже то, о чем не сказано. Он не видел тут проблемы. Ну если что-то и не поймет. Главное, чтобы они поняли друг друга с Дроном.
Смех, легкими серебряными шарами затухающе перекатывавшийся в Неллином горле, заново расцвел частым колокольчатым перезвоном.
— Даже то, о чем не сказано? — повторила она сквозь этот серебряный перезвон. — Едва ли. Знаешь, почему он спрашивал о погоде?
— Он выдает замуж сестру, — повернулся к ним с переднего сиденья Дрон. — У него четверо сестер, и все пристроены, а одна недавно овдовела. У него есть на примете швейцарец, но того еще нужно зазвать в Таиланд. А ты уже здесь.
— Он непременно хочет выдать ее замуж за иностранца, — торопливо перехватила Нелли инициативу повествования. — Все другие сестры замужем за иностранцами, и все живут себе и живут, а этот был таец — и вот такая неудача.
— Невеста — прелесть, двадцать шесть лет, и красавица — обалдеть. — Дрон не позволил Нелли взять инициативу в свои руки. Рассказ о сестре Тони доставлял ему слишком большое удовольствие, чтобы отказать себе в нем. — Такая выразительность черт, такая лепка скул, губ — полный отпад. Только что ее видели — вот, в деревне. Навещали с Тони его родителей. Сельская учительница. А?! Роскошно.
— Роскошно, — подтвердил Рад. — Но у нас же зима — тридцать градусов.
— И что? Приспособится. Главное, чтоб муж иностранец.
— Нет, Дрон, тридцать градусов — это аргумент, — сказала Нелли, непонятно — всерьез или сиздевкой.
— Кроме того, жених финансово несостоятелен, — сказал Рад.
— Да, вот это уже аргумент, — согласился Дрон. Посидел мгновение молча и, ничего больше не произнеся, отвернулся от Рада с Нелли.
— А мы уже, между прочим, в городе, — глядя мимо Рада в окно над его плечом, проговорила Нелли.
Рад повернул голову вслед ее взгляду. Одно — и двухэтажные строения с разрывами живой природы между ними закончились, «тойота» Тони несла свое лимузиноподобное тело по городской улице. Это еще была окраина — простор широкой многорядной дороги, разделенной посередине полосой зеленого газона, простор широких тротуаров, за которыми, огороженные бетонными и решетчато-металлическими заборами, на зеленых лужайках стояли рафинадно-белые, как зубы Тони, особняки, — но уже совсем рядом многоярусным бетонным лесом тянули себя в небо тридцати-сорокаэтажные башни небоскребов, тесня, наступая друг на друга — воинственные создания рвущейся в европейскую цивилизацию Юго-Восточной Азии.
— Впечатляет, — сказал Рад, указывая движением подбородка на многократно растиражированное воплощение вавилонской мечты.
— Впечатляет, и еще как, — согласилась Нелли.
— Великолепный город, — произнес Рад по-английски, адресуясь к Тони.
Тони не замедлил отозваться. Он вскинул перед собой руки и ударил ладонями по рулю.
— Ужасный город! Город-спрут. Пробки на дорогах. Никуда не проедешь. Вонь. Дороговизна.
Дрон рядом с ним захохотал. Он хохотал и восклицал:
— Тони! Тони! Ты революционер! «Красные бригады»! Смерть капитализму! Война дворцам! Или ты, в крайнем случае, «зеленый»!
Тони засмущался. Сравнение с революционером, как равным образом и с «зеленым», его явно не устраивало.
— Я не прав? Разве не так? Я прав! Это так! Я имею право на свое мнение! — ответно восклицал он, отрывая глаза от дороги и взглядывая на Дрона.
— На самом деле совсем не дороговизна. Скорее, дешевизна, — произнес Дрон по-русски, оборачиваясь к Раду с Нелли. — Вопрос в том, сколько имеешь дохода.
— Естественно, — подтвердил Рад. Оживление на лице Дрона погасло.
— А, ну поговорим, поговорим, — уронил он затем, и перед глазами Рада вновь оказался его свеже — и чисто подстриженный затылок.
Улицы между тем становились все уже, все уже делались тротуары, тесно стоящие друг к другу многоэтажные дома, казалось, стискивают проезжую часть, стремясь сжать ее в нитку. Перед светофорами теперь приходилось торчать в пробках, и только многочисленные мотоциклисты виляли между увязшими в «джеме» машинами, пробираясь поближе к перекрестку. Женщины на задних сиденьях мотоциклов сидели боком, свесив вниз ноги — подобно тому, как на картинах восемнадцатого века великосветские наездницы на лошадях.
— Как интересно, почему? — спросил Рад у Тони. — Это ведь опасно.
Тони помялся.
— Тайская женщина должна быть нескромной лишь в постели, — ответил он наконец.
Раду была видна только его шея, но ему показалось, что Тони, произнося эти слова, зарделся.
— Не задавай неприличных вопросов, — сказала по-русски Нелли. — Или задавай их нам с Дроном.
— Да-да, — покивал, не поворачиваясь к ним, Дрон. — Мы с Нелей большие любители отвечать на неприличные вопросы. А наш друг, — так он зашифровал Тони, чтобы не произносить его имени, — хотя и ходок, но все же восточный ведь человек! Буддист.
Сбросив скорость, Тони резко крутанул руль, и «тойота» вкатила во двор какого-то здания. Вильнула с солнца в тень под навес и замерла около стеклянной двери заднего входа.
— Привет! — сказал Дрон, поворачиваясь к Раду. — Приехали. Твой отель.
— Почему мой? — Рад удивился. — А вы?
— Мы в другом, — ответила Нелли.
— Вот интересно. — Это было неожиданно. Рад не сомневался, что они все будут жить в одном месте.
Дрон успокаивающе помахал рукой:
— Мы тут рядом. Тридцать-сорок метров дальше по улице. Может быть, даже двадцать пять. — И, открыв дверцу со своей стороны, выставляя наружу ногу, как бы призвал тем последовать его примеру выбираться из машины всех остальных.
Внутри, за стеклянными дверьми заднего входа, явившись из глубины гостиничного холла, уже стоял «мальчик» — таец лет двадцати шести, двадцати семи на вид в расшитой золотым галуном зеленой униформе с золотыми пуговицами. Дверцы «тойоты» стали открываться — и он распахнул дверь отеля, выступил на крыльцо встречать гостей.
Глава шестая
Это была его квартира. Он в ней когда-то жил. Почему получилось так, что ему пришлось оставить ее и даже сдать? Этого Рад не знал. Но вот настала пора вернуться в нее — и он снова был в ней. Он шел по квартире от входной двери вглубь, а за ним, беспрерывно гундя, тянулся ее нынешний обитатель. «А че ты приперся-то, че тебе надо, и так все путем, без тебя», — что-то вроде такого гундел квартирант. Это был тот кудлатый мужик, что, выскочив с вилами, заколол набросившуюся на Рада собаку неизвестного немого. Он чувствовал себя в квартире хозяином, он привык к жизни в ней, и появление Рада было ему не просто досадно, а казалось, он готов оспорить его права на нее.
Квартира была в безобразном состоянии. Засаленные, полопавшиеся на углах обои, облупившиеся потолки, затоптанный паркет, повсюду — воняющие кучи какого-то тряпья.
