Главный дворец был обнесен зубчатой белой стеной — Кремль Кремлем, только стена не красная и не такой впечатляющей высоты. И, как колокольня Ивана Великого маковкой с крестом, как круглые купола кремлевских соборов, возносились из-за стены к небу многоярусные шпили дворцовых зданий, золоченые пики похожих на ракеты многочисленных ступ — памятных знаков, воздвигнутых на месте захоронения буддийских святых.
Рад сошел на землю, подал руку сойти Нелли и вынул из кармана кошелек. Тысячебатовая купюра внутри одиноко соседствовала с ватагой чужестранных пришельцев. Рад отделил ее от них и, достав, подал водителю.
Водитель посмотрел достоинство купюры, уважительно-деловитым движением сунул ее в один из многочисленных карманов серо-голубого жилета, в который был облачен, и принялся из другого кармана вытаскивать сдачу. Вытащил одну купюру, другую, третью, полез в новый карман, извлек из него уже целый ворох денег, присоединил к тем, что держал в руке, стал считать, сосредоточенно шевеля губами. Нелли стояла поодаль со скучающим безучастным видом, но вместе с тем весь ее вид выражал нетерпение. «Долго он еще будет там у тебя копаться?» — так и говорила она этим своим видом.
— Could you be quick, please? — Могли бы побыстрей? — поторопил Рад водителя.
Водитель взглянул на него своим мрачным, неулыбчивым взглядом.
— Yes, quick. — Да, быстро, — сказал он и вновь принялся перебирать купюры у себя в руках. — That's all. — Вот все, — отдал он наконец пачку Раду. — O'kay?
Рад, не отвечая ему, начал считать сдачу. Рядом с сотенной была двадцатка, за двадцаткой следовала пятидесятка, снова сотенная и снова двадцатка. Рад считал и не мог сосчитать. Казалось, у чужих денег при тех же цифрах на купюрах, что на привычных русских и долларах, было другое достоинство.
— O'kay? — понукнул его со своего сиденья водитель. — Quick?
Рад досчитал деньги, но у него не было уверенности, правильно ли он посчитал. Он насчитал меньше, чем полагалось сдать водителю.
— Just a minute. — Минутку, — проговорил он, принимаясь пересчитывать деньги.
Водитель быстро и сердито заговорил что-то по-тайски.
— Рад! — позвала Нелли. — Да отпусти ты его.
— Go! — Отправляйся! — махнул водителю рукой Рад. «Тук-тук», все это время стрекотавший под сиденьем водителя стрекозиными крыльями вхолостую, тотчас встрепетал ими в рабочем ритме, и «тук-тук» рванул прочь.
Рад, продолжая пересчитывать сдачу, шагнул к Нелли. И наконец досчитал. Все было точно, он не ошибся и в первый раз. Вместо девятисот бат водитель сдал ему семьсот пятьдесят.
— Черт! — выругался Рад.
— Что, обманул? — Нелли улыбалась.
— Обманул, — сказал Рад. Он был расстроен. Если бы то были его деньги — и то неприятно, но распорядиться так чужими! — А ты говорила, сердобольный.
— Ошиблась. Наоборот: высокий профессионал. Сразу угадал в тебе доходного пассажира. — Нелли вновь взяла его под руку и повлекла вдоль белой крепостной стены, отделенной от тротуара зеленой полосой газона, к бурлившим толпой воротам. — Сразу видно, не много ездил по свету. Да?
— Не слишком, — признался Рад. — До того ль, голубка, было в мягких муравах у нас.
— Муравы, как я понимаю, особо мягкими не были. — В голосе Нелли прозвучали нотки разоблачительной иронии. — Недодал он тебе и недодал, еще из-за каких-то четырех долларов переживать. Сто пятьдесят бат — это же меньше четырех долларов!
— Ладно, уговорила, не переживаю, — сказал Рад.
— Переживаешь-переживаешь, — не поверила ему Нелли. — А ты в самом деле не переживай. Приехал — наслаждайся жизнью. Расслабься. — Она потрясла его руку. — Расслабься!
Билеты, согласно объявлению, стоили для граждан Таиланда двадцать бат, для всех прочих в десять раз больше — двести.
Рад отдал в кассу положенные четыреста бат, получил билеты, но оказалось, что босые ноги Нелли, предательски выглядывающие розовыми чистыми пальцами в прорезь босоножек — неодолимое препятствие для проникновения на территорию дворца. Ноги согласно правилам ни в коем случае не должны были быть босыми, и пришлось покупать носки, которые предусмотрительно продавались прямо тут же.
— Вопрос на засыпку, — сказала Нелли, сидя на бетонной боковине крыльца под ногами стоящих в кассу и натягивая свежеприобретенные черные носки на ступни. — Как полагаешь, почему нельзя с голыми ногами?
— Чей-то маленький бизнес? — спросил Рад. — Приварок к зарплате?
— О нет. — Нелли, разогнувшись, отрицательно поводила перед собой рукой. — Никто здесь не будет из-за какого-то дурацкого приварка рисковать местом. Здесь строго, чуть что — и на улицу. Вари котелком дальше.
Рад поварил. Впрочем, не слишком. Азарта варить эту кашу в нем не было. Положено в носках — и положено.
— Неуважение — заходить в святые места с голыми ступнями? — снова вопросом ответил он.
— Вот и мне бы хотелось знать, — сказала Нелли. — Тут, когда заходишь в буддийский храм, положено оставлять у порога обувь. Может быть, не хотят, чтобы я шлепала по полу с грибком?
— Или чтоб не подцепила его, — развил Неллину мысль Рад.
— Или чтоб не подцепила. — Нелли закончила с носками, обула босоножки и встала. — Одна только странность: это правило существует лишь здесь. Чем объяснишь?
— Сдаюсь. — Рад поднял руки. — Побежден. Положен на лопатки. Готов к казни.
— Расслабься, расслабься! — снова сказала Нелли. Щелкающая фотоаппаратами, жужжащая видеокамерами экскурсионная толпа окружала их, они двигались в ней по широкой дворцовой дороге в ту часть дворца, где можно было ходить уже только за плату, и от этой толпы вокруг исходил мощный ток бездельной созерцательной размягченности. — Какая казнь? Женщина метет языком. Треплется. Ради удовольствия. Доставь ей его. Расслабься!
— Я расслабляюсь, расслабляюсь, — ответил Рад. — Только не напоминай мне об этом ежеминутно.
— Хорошо, буду ежечасно, — с неколебимо серьезным видом отозвалась Нелли.
* * *
Уже хотелось есть, и Рад, только вышли с территории дворца на улицу, решил купить какой-нибудь еды у уличных торговцев. Перед глазами у него галлюциногенным видением так и стоял с фламандской живописностью свесивший с лотка свои пугающего размера пожарные клещи омар, которого он видел на одном из прилавков, когда они с Нелли еще только шли к метро.
— Нет, ни в коем случае, — наложила Нелли запрет на претворение его галлюцинаций в реальность, едва он заикнулся о своем вожделении. — Уличную еду не покупаем. Хочешь обойтись без неприятностей?
— Желательно.
— Тогда потерпи, — сказала Нелли. — Скоро должен позвонить Дрон — и пойдем куда-нибудь в ресторан.
Дрон оказался легок на помине. Нелли еще договаривала, мобильный у нее в сумочке зазвонил, — и был это не кто другой, как он.
