Во сне ему приснилась Нелли. Они были с нею в Консерватории на том концерте Горовица и только что вернулись на свои места в амфитеатре после антракта. Снедаемый желанием, он положил ей руку на колено, а она не сняла ее и не осталась словно бы безучастной — она взяла его руку на своем колене и медленно повела ее по неживому холоду колготок вверх по ноге, под юбку, и там вдруг оказалось, что никаких колготок на ней нет, под рукой у него — ее живое теплое тело, и нет трусов, и нежный атлас ее переполненной не меньшим желанием, чем у него, горячей вульвы так же доступен для руки, как нога. На виду у всех, взяв Нелли за ягодицу, он пересаживает ее к себе на колени, неожиданно и сам ниже пояса оказавшись без всякой одежды, — и желанное свершается, она тесна внутри, как ход, ведущий к центру Вселенной, к ее началу, ее рождению, к моменту Большого взрыва… Сидящие рядом, стесняясь ли, поглощенные ли без остатка звучащей со сцены музыкой, не обращают на них внимания — соседей как нет, иони с Нелли вламываются друг вдруга с бешеной жаркой силой, наслаждаясь друг другом, отдавая себя друг другу с той полнотой, больше которой не может быть. И все это — под музыку Шопена, что исполняет Горовиц, под звуки фортепьяно, — вот только он не знает названия произведения, что звучит.
Проснулся Рад от того, что, обхватив подушку, бурно и освобожденно извергался в вопящую пустоту постели. Он уподобился подростку в возрасте пубертатности.
Глава двенадцатая
Экскаватор уже работал. Запускал челюсть ковша в воду, подгибал выю, отгрызая от берега очередной кусок, и, вознеся насытившийся ковш в воздух, поворачивался своей бронтозавровой оранжевой тушей назад. Шея его вновь разгибалась, заслонка ковша отвисала, поднятый со дна грунт тяжелыми комьями вываливался наружу. Гора вынутой земли за спиной экскаватора за эти три дня ощутимо выросла. Воздух еще был прохладен после ночи, еще над рекой не развеялась до конца кисея ночного туманца, но солнце, восходящее из-за паруса «Шератона», обещало быть достойным трудолюбия экскаватора, потрудиться на славу и накалить воздух к полудню, как паровозную топку.
Рад, не заказывая завтрака, взял лишь кофе и вот уже минут пятнадцать, изредка прикладываясь к чашке, наблюдал за экскаватором. Он специально сел так — лицом к экскаватору, спиной к входу, — чтобы не видеть, как будет идти Нелли, не встречаться с ней взглядом. Смотреть в сторону, пока она будет идти, было бы странно, смотреть же на нее — он боялся, что не сможет выдержать ее взгляда. Только уж, когда она подойдет сюда, — тогда. Когда уже будет некуда деться. Нелли должна была появиться. Рано или поздно, сейчас или через час. Они были сиамскими близнецами, у них был один кровоток — она никуда не могла деться от него.
Нелли появилась, когда от его кофе, как ни растягивал чашку, оставалось еще на один глоток — и гуща. Он услышал шаги на бетонной площадке перед рестораном и безошибочно опознал их. Он опознал — но не повернулся. Он только взял со стола чашку и, высоко закинув ее, сделал этот последний глоток. Движение, которым он наклонил чашку, оказалось нерасчетливо резким, и напоследок вместе с кофе языку досталось ощутить неприятное крошево гущи.
— Привет, — сказал он, когда Нелли возникла в поле его зрения.
Она не ответила, молча отодвинула стул, села, устроилась и только затем, устремив на него взгляд, произнесла:
— Привет. — После чего добавила: — Моральный отличник.
Рад предпочел оставить ее выпад неотмщенным.
— Что Дрон? — спросил он. — Так пока все и не прорезался?
Нелли выдержала паузу. Пауза, по сути, была фигурой умолчания. «Моральный отличник!» — непроизнесенное, вновь прозвучало в ее безмолвии.
— Прорезался, — сказала Нелли потом. И смолкла. Она смолкла, глядя на него, — владеющая знанием, которым не обладал он, — утверждая таким образом свое превосходство над ним, показывая ему, что в ее воле просветить его или оставить в темноте неведения, и он тоже смотрел на нее — дурацкое состязание, кто кого переглядит, словно от того, кто первый отведет глаза, и в самом деле могло зависеть нечто сущностное.
— И что? — первым не выдержал Рад.
Он боялся не выдержать ее взгляда — не выдержал ее молчания.
— Хочешь знать? — спросила Нелли.
Как будто его желание не было высказано в его вопросе.
Барменша-мальчик возникла около стола, как материализовавшись из воздуха. Каблучки ее туфель звонко цокали по полу, но звук их достиг сознания Рада, только когда барменша-мальчик, появившись около стола, произнесла:
— Breakfast? May I take your order? — Завтрак? Могу предлагать?
Прелестное лицо ее так и сияло счастьем служить им и угодить.
Нелли обсуждала с барменшой-мальчиком меню с такой детальностью — можно предположить, она теперь собиралась завтракать этим до конца своих дней.
— Да, так хочешь знать? — повторила она, когда барменша-мальчик уцокала.
Рад подтверждающе кивнул. Кивка его было ей недостаточно.
— А собственно, что ты хочешь услышать?
— Когда он приезжает, — терпеливо сказал Рад.
— А он не приезжает, — с удовольствием ответила Нелли.
Она имела полное право просмаковать свой ответ — настолько он был неожидан.
— И что это значит? — обескураженно спросил Рад.
— Это значит, что уезжаем мы. — Нелли пустила колокольчатый смешок. — По-моему, мы уже все, что могли, здесь сделали, а? Все сделали, пора сматывать удочки.
— Подожди-подожди. — Рад почувствовал, как в голову ударила кровь, и, несмотря на разлитую в воздухе утреннюю прохладу, ему стало жарко. Он вдруг понял ее слова так, что Дрон не приезжает, потому что срочно улетел с этим своим Крисом в Америку, и он больше не увидит Дрона. — Что случилось? Что с Дроном? Куда мы уезжаем?
— Интересно, да? — хитро глядя на него, ехидно произнесла Нелли.
Барменша-мальчик появилась с набором тарелок в руках. Она держала их в каждой по целому вееру, и еще столовые приборы, — как она только умудрялась.
— Here you are! — Пожалуйста! — радостно проговорила она, опуская тарелочные веера на стол. — Here you are! Enjoy! — Пожалуйста! Наслаждайтесь!
— Наслаждайся, — указала Нелли на тарелки перед Радом.
— Нелли! Ответь, — слыша буханье сердца в висках, потребовал Рад.
— Моральные отличники хотят все знать, да? — вопросила Нелли. — У них такое правило: все знать. Такие моральные ботаники.
— Нелли! — Рад сорвался. — Ответь! Если тебя просят — ответь, значит, ответь!
— Ох, я испугалась. Я испугалась! — В Неллиных глазах играла издевательская усмешка. — На все вопросы сразу ответить или по одному?
У барменши-мальчика, сервировавшей стол, было все то же безмятежно-счастливое выражение лица. Она расставляла тарелки, раскладывала приборы, и по ней казалось, ничего увлекательнее этого в жизни не могло быть.
