Старик докурил сигарету, с сожалением посмотрел на окурок, прислушался к себе, достал из кармана подаренную В. пачку, извлек оттуда новую “спичку” и прикурил ее от чинарика.
– А что у нас тут третьего-то дня было, слышали, нет? – бросая окурок в траву и растирая его носком надетой на босу ногу черной калоши, спросил он. – По телевизору еще показывали, трещали без передыху.
– Слышал, – подтвердил В. Всем своим видом показывая, что не настроен на дальнейший разговор.
Но старик в отличие от него был как раз настроен.
– Ничего себе чудо-юдо: по воде пешком! Кто видел, говорят, чуть ума не лишились. А и заработали. Как свидетели. Эти, с телевидения-то, за то, чтоб рассказали, деньги им дают. Представляешь? Вот так, ни за что ни про что, за то, что глаза имеешь. Деньгами сейчас человека соблазнить – как мужика голыми бабьими сиськами. За деньги сейчас сын отца убьет, дочь матери глаз на жопу натянет. Вот я со своей ордой-то кочую, каждый Божий день, с утра до вечера, – что, хочется мне? День да другой попасешь – ничего не захочется. Денежки, они, родимые! Коза – это же тебе завод: и молоко, и пух с шерстью, и мясо. Жалко, не было меня тогда здесь. А то бы тоже свидетелем… Хожу сейчас здесь специально, смотрю – вдруг снова… Так а ты не за тем же ли здесь? – осенило старика. В голосе его прозвучала соперническая ревность.
Слушая старика, В. поймал себя на опасении, что этот козий пастырь сейчас узнает его и разоблачит, придется изворачиваться, утверждать, что обознался – ужасно неприятно; но нет, старику и в голову не приходило соединить телевизионный образ со своим собеседником.
– Нет, не за тем, – успокоил он старика. – Сказал же зачем.
Старик, стоя перед ним, докуривал вторую сигарету.
– А вот говорят, сам-то я не видел, а кто был здесь, – изошло из него, – тот-то, что по воде, так не просто по воде, а летал. Ведьмак! Есть ведьмы, а есть мужчины такие же – ведьмаки. Поймать бы – да на костер!
В. всего передернуло. Какой неожиданный был поворот разговора. И еще такая свирепость: на костер!
– А на костер-то зачем? – спросил он.
– А чтоб людей не смущал, – с живостью, весь, кажется, загораясь гневом, отозвался старик. – Человек разве может летать? Только на самолете. А и по воде пешком…
– Так Христос ведь ходил, – сказал В.
Старик затянулся в последний раз, плюнул на окурок, бросил под ноги и опять покрутил по нему носком калоши.
– То Христос, – сказал он с гневной строгостью, вздымая указательный палец. – Христос и ведьмак – разные вещи, нет?
Взгляд его, каким при этом смотрел на В., был так требователен, будто не ответишь – ты заодно с ведьмаком, и сразу тебя на тот самый костер.
– Так, может, не ведьмак совсем?! – вырвалось из В. невольно.
Взгляд старика сделался не просто гневно-строг, а суров. Праведно суров.
– Ведьмак, – со значением произнес он, – кто еще.
– Но заплатили бы – так рассказал бы? – В. не удержался, чтобы не уязвить старика.
– А заплатили бы – так рассказал, – легко согласился старик. – Деньги-то как нужны – что твое курево.
Стадо его между тем, лишенное направляющего пастырского руководительства, начало разбредаться по лесу кто куда. И козье блеяние, и потрескивание подроста делались все более слабыми, доносясь уже из ощутимой дали. Стыдно, но В. порадовался этому.
– Вы поглядите-ка, – сказал он, – ваши молоко-мясо-шерсть, похоже, в бега ударились.
Старик оглянулся, и его тут же сорвало с места.
– Да твою!.. – завопил он на бегу, гневно вздымая палку. – Куда, проклятые! Стой! Стой, говорю! Стой!
Голос его стремительно удалялся, блеяние переполошившихся коз и треск подроста было усилились, но тоже стали удаляться, еще какое-то время – и установилась тишина. В. поймал себя на том, что с облегчением перевел дыхание.
Телефон, лежавший на соседнем сиденье, зазвонил. В. рванулся к нему, схватил – на дисплее высвечивался номер директора по связям. Директор по связям звонил ему сегодня уже пятый или шестой раз. В. на его звонки не отвечал. И сейчас тоже не стал отвечать. Сидел, смотрел на дисплей и ждал, когда тому надоест держать трубку у уха, слушая похожие на частокол безнадежные гудки, и он сам прервет звонок. Зачем директор по связям звонил ему? Не для того же, чтобы просто услышать его голос. Конечно, он не только позволил, но даже потребовал не приходить на службу без надобности, однако, возможно, именно такая надобность сейчас и была. Нет, лучше всего было лечь глухо на дно.
Телефон в руке смолк. Еще какое-то время В. сидел, сжимая его в руке, дисплей погас – и он бросил трубку обратно на сиденье. Желудок остро перевило голодным спазмом. Боль нарастала, не уходила, и В. потянулся, достал все из того же бардачка бутылку воды, отпил глоток. Подождал полминуты и сделал еще один. Потом еще. Минут через пять боль должна была отпустить. Нет лучшего средства от голода, чем вода.
Он приехал сюда, на это озеро, с которого все началось, сразу, как оставил особняк гуру. Если бы ему пришлось объяснять, зачем, В. бы не смог объяснить. Он сел в машину, взялся за руль, дал газ, и машина, казалось, независимо от его воли покатила сюда. Так, должно быть, помимо их воли, влечет на место совершенного злодеяния преступников. Разве что он удержался, не поехал туда, где были с женой в тот день – хотя так и хотелось, именно на то самое место! – а проюлил между деревьями вдоль озера к его глухой части, лес здесь подступал к самому берегу, народу совсем не было, и его просто некому было опознать. И вот уже близился вечер, да уже и наступил, это только летняя пора с ее щедростью на светлое время рождала ощущение продолжающегося дня, солнце стремило себя к горизонту, а он как сел, растворив дверцу, так и сидел, глядел тупо на искрящуюся под солнцем озерную воду, и в голове была пустота. Возникала время от времени, словно звонил будильник и напоминал, мысль о фотографии – завтра срок! – и, не задерживаясь, бесследно исчезала, чтобы, вновь возникнув, так же бесследно исчезнуть.
Звонок жены раздался, когда тени от деревьев стали так длинны, что уже заполняли весь лес, и в нем задышало сумерками. Телефон звенел – В. смотрел на ее имя на дисплее, и к нему пришло осознание, что все это время он сидел здесь, ожидая именно ее звонка.
Но долго он не мог ответить ей. Телефон звонил, звонил, а палец все отказывался нажимать на кнопку. Отказывался, отказывался… Однако же нажал.
– Привет, – проговорил В. Хотел полным голосом, но спокойно и даже как бы с равнодушием, а получилось сипло, придавленно, убито.
Давно бы уже ей следовало позвонить ему. Не час, не два и даже не три назад. А позвонила вот только сейчас – вернувшись с работы. Вернувшись – и не застав его дома. Да, судя по всему, и не сразу, как вернулась. Набиралась решимости? Наверное. Молчаливо подразумевалось, когда покидала их с гуру в студии, что позвонит ей В., – как попрощается с гуру тоже. Отсутствие его звонка целый день – это был дурной знак, знак чего – ей оставалось только догадываться, но то, что дурной – сомневаться в этом не приходилось. Чутьем она не была обделена.
