— Понятно, сэр, — сказал сержант. — Вы имеете в виду, что она не любит черных.
— Не имею представления о ее взглядах на расовую проблему, — сказал мистер Моррис. — Я говорил о физической силе.
— Сильная женщина, сэр?
— Очень, — ответил мистер Моррис с чувством.
На лице сержанта отразилось искреннее недоумение.
— Как-то странно, что такая сильная женщина дала себя убить Уилту и не оказала большого сопротивления, — сказал он задумчиво.
— Я в это тоже не могу поверить, — согласился мистер Моррис. — Более того, это говорит о том, что Генри обладает фанатическим мужеством, чего я никогда в нем не подозревал. Наверное, в тот момент он обезумел.
Сержант Ятц ухватился за эти слова.
— Значит, вы серьезно считаете, что он был не в своем уме, когда убил свою жену?
— В своем уме? Кто же в своем уме убьет жену и бросит ее тело…
— Я хочу сказать, сэр, — перебил сержант, — не считаете ли вы мистера Уилта сумасшедшим?
Мистер Моррис заколебался. У него в штате было немало психически неуравновешенных людей, но ему вовсе не хотелось это афишировать. С другой стороны, не исключено, что таким признанием он поможет бедняге Уилту.
— Да, я думаю, можно так сказать, — в конце концов сказал Моррис, у которого было доброе сердце. — Очень даже сумасшедший. Сержант, между нами, любой человек, согласившийся учить таких кровожадных молодых негодяев, как у нас в училище, не может быть полностью нормальным. Только на прошлой неделе Уилт ввязался в перепалку с наборщиками и получил удар в лицо. Я думаю, это сказалось на его поведении в дальнейшем. Надеюсь, вы сохраните все, что я вам сказал, в строжайшей тайне. Я бы не хотел…
— Разумеется, сэр, — сказал сержант. — Ну, не буду вас больше задерживать.
Он вернулся в полицейский участок и доложил о своих успехах инспектору Флинту.
— Совершенный псих, — провозгласил он. — Так он считает. Он высказался вполне определенно.
— В этом случае он не имел права держать ублюдка на работе, — сказал Флинт. — Он должен был уволить мерзавца.
— Уволить? Из училища? Вы же знаете, учителей нельзя уволить. Надо сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы тебя уволили.
— Например, укокошить троих. Ну, что касается меня, то они могут получить этого мерзавца назад.
— Вы хотите сказать, он еще держится?
— Держится? Да он перешел в контратаку. Сначала он довел меня до нервного истощения, а теперь Болтон умоляет, чтобы его заменили. Больше не может выдержать напряжения.
Сержант Ятц почесал голову.
— Понять не могу, как ему это удается, — сказал он. — Всякий подумает, что он невиновен. Хотел бы я знать, когда он попросит адвоката.
— Никогда, — сказал Флинт. — Зачем ему адвокат? Если бы на допросе присутствовал адвокат и лез с советами, я бы давно вытянул из Уилта правду.
* * *
С наступлением ночи в проливе Ил ветер усилился до восьми баллов. Дождь барабанил по крыше каюты, волны били в правый борт, и катер все больше и больше утопал в иле. В каюте было накурено, а атмосфера накалена. Гаскелл достал бутылку водки и пил. Они играли в слова, чтобы скоротать время.
— Так я себе представляю ад, — заявил Гаскелл, — быть запертым с парой сапфисток.
— Что такое сапфистка? — спросила Ева.
Пораженный Гаскелл вытаращил на нее глаза. — Вы что, не знаете?
— Ну, я слышала что-то про остров…
— Дремучая вы наша, — сказал Гаскелл. — Надо же быть такой наивной. Сапфистка это…
— Джи, прекрати, — перебила Салли. — Чей ход?
— Мой, — сказала Ева? — И…М…П… получается Имп.
— О…Т…Е…Н…Т… получается Гаскелл, — сказала Салли.
Гаскелл еще разочек приложился к бутылке. — Черт побери, во что мы играем? В слова или в откровенность?
— Твой ход, — сказала Салли.
Гаскелл поставил Д…И…Л…Д вокруг буквы О. — Попробуй, размер подходит?
Ева посмотрела на него осуждающе.
— Нельзя употреблять собственные имена, — сказала она. — Вы же не дали мне употребить Сквизи.
— Ева, детка, дилдо вовсе не собственное имя. Это такая вещь. Суррогат пениса.
— Что?
— Ладно, проехали, — сказала Салли. — Теперь твой ход. — Ева посмотрела на свои буквы. Ей надоели эти постоянные указания, и, кроме того, ей хотелось знать, что такое сапфистка. И суррогат пениса. Наконец она составила слово Л…Ю…Б…О…В…Ь вокруг буквы О.
— У любви как у пташки крылья, — сказал Гаскелл и поставил Д…И…Д… к уже имеющимся Л.
— У вас два одинаковых слова, — заметила Ева. — Дилдо уже было.
— А этот другой, — сказал Гаскелл, — с усиками.
— Какая разница?
— Спросите Салли. Это у нее пенисомания.
— Ах ты, жопа, — сказала Салли и составила слово «педик» вокруг буквы Д. — Это про тебя.
— Ну, что я говорил? Игра в откровенность, — сказал Гаскелл. — Да здравствует правда!
Ева составила слово «верный», Гаскелл написал «шлюха», а Салли ответила словом «псих».
— Великолепно, — заметил Гаскелл, — почти так же гениально, как у Ай Чинга.
— Вундеркинд, ты меня без ножа режешь, — сказала Салли.
— Переходи на самообслуживание, — сказал Гаскелл и положил руку на Евино бедро.
— Уберите руки, — сказала Ева и оттолкнула его. Ее следующим словом было «грех». Гаскелл изобразил: «Трибадия».
— И не говорите мне, что это собственное имя.
— Во всяком случае, я такого слова не встречала, — сказала Ева.
Гаскелл уставился на нее и покатился со смеху.
— Теперь я слышал все, — сказал он, — к примеру, что минет это лекарство от кашля. У глупости есть границы?
— Посмотри в зеркало, узнаешь, — предложила Салли.
— Ну разумеется. Значит, я женился на проклятой лесбиянке, которая еще к тому же взяла моду красть чужие катера и чужих жен. Ладно, пусть я дурак. Но эти сиськи дадут мне сто очков вперед. Она такая ханжа, что делает вид, будто она вовсе не сапфистка…
— Я не знаю, что это такое, — вмешалась Ева.
— Ну так я тебе скажу, толстуха. Сапфистка означает лесбиянка.
— Вы что, обзываете меня лесбиянкой? — спросила Ева.
— Вот именно, — подтвердил Гаскелл.
Ева закатила ему увесистую пощечину. Очки слетели у него с носа, и он плюхнулся на пол.
— Слушай, Джи… — начала было Салли, но Гаскелл уже поднялся на ноги.
— Вот что, жирная ты сука, — сказал он. — Правды захотела? Получай? Первое, ты ведь считаешь, что Генри, твой муженек, сам вляпался в эту куклу, так вот позволь мне тебе сказать…
