Книга Праздничная гора, страница 34. Автор книги Алиса Ганиева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Праздничная гора»

Cтраница 34

– Подобными призывами вы сами же устраиваете фитну, смуту в рядах дагестанцев, провоцируете геноцид молодых людей, – прервал его тот, что в чалме.

– Это не мы устраиваем смуту, а суфийские стукачи, пособники кяфиров и врагов ислама. Как будто вы не знаете, кто толкает нашу молодежь на активный джихад! Я не сторонник такой бойни, я за медленные реформы и внедрение истинной религии. Но и лесных можно понять. Если среди полицейских, этих куфрохранителей, оказывается один хороший, иманистый человек, который начинает бороться против взяток, бюрократии, что с ним делают? Увольняют! Он остается без работы и тоже уходит в лес. Даже полиция уходит в лес! Но теперь это, иншалла, прекратится, кяфиры признали свое идеологическое поражение и отгородились от нас в панике…

– Я пошел, – сказал Шамиль Арипу и стал осторожно пробираться к выходу.

Арип вышел вслед за ним.

– Ты что, Шома? – спросил он, снимая тюбетейку и возвращая ее служителю мечети.

– Да заладили одно и то же. Я этих разговоров вот так наслушался. – Шамиль рубанул себя по шее ребром ладони.

– А может, сейчас действительно люди изменятся? Теперь новое государство будет защищать не капитал, а истину, справедливость и мораль.

– Ты в это веришь?

– Ну, по крайней мере, мы избавимся от пропаганды глупости, от бессмысленных сериалов, от боевиков с трупами, от развратных реалити-шоу. Это прочистит мозги.

– Арип, чистка мозгов продолжится, только по-другому. На море теперь будешь только в длинных штанах купаться, а на свадьбах не будет ни музыки, ни танцев! Ты-то хоть глупости не пищи! – разозлился Шамиль.

– Успокойся, да, – удивился Арип. – Я все это в шутку говорю, тебя разыгрываю.

– Такие шутки мне всю печенку съели уже, отвечаю, – выпалил Шамиль и, широко расставив руки, с наслаждением потянулся.

Только Арип и Шамиль двинулись дальше, как за спинами их во дворике под плакучими ивами началась возня и кто-то закричал:

– Кто здесь хIайван?

Побежали назад и увидели, как стоящий посреди высыпавших из мечети человек лет сорока в зеленой расшитой тюбетейке напирает на краснощекого небритого детину в дешевой футболке с изображением задранного кверху указательного пальца на груди.

– Ты мне тут про ширк{Многобожие (араб.).} не выступай, я сам знаю, что такое ширк! – чеканил тот, что в тюбетейке. – Только и умеете, астауперулла, обвинять нас в многобожии! На себя посмотрите, харамщики!

– Продажные кяфиры вы! Язычники! – отрывисто строчил детина под одобрительное улюлюканье приятелей. – Предатели веры! Пляшете, как обезьяны, и скоро будете гореть в аду вместе с муртадами и джахилями!{Грубияны, дикари, невежды, отступники от мусульманской веры (араб.).} Сколько вы от них рублей получили?

– Астауперулла, этот заблудший баран мне что-то про деньги бекает! Вы сколько от бизнесменов получали? Говори! А кто, кто им флешки подкидывал с угрозами? Кто телефонную вышку взорвать грозится? Кто продавцов терроризирует? Мы, что ли? Ваххабитские ослы! – плюнул человек в тюбетейке.

Тут толпа двинулась, качнулась, детина с приятелями полез к обидчику прямо через чужие головы, Шамиля хлестнуло полами чьего-то пиджака, кто-то заорал:

– Тормози, ле-е-е!

Выбежал мулла с призывом остановиться, но его уже не слышали и лупили кулаками, не глядя куда. Несколько выстрелов хлопнуло прямо под ухом у Шамиля, сцепленный клубок слегка разомкнулся, и, выбравшись из связки тел, Шамиль заметил лежащее на обочине круглое тело. Он обернулся к дерущимся и выкрикнул:

– Стойте, да! Вы в человека попали!

Арип бросил оттаскивать какого-то свирепого бородача от вертлявого худосочного мужчины с четками и тоже подбежал к лежавшему.

– Полицейские не приедут, по домам прячутся, – уверенно бормотнул мужчина, задиравший вначале детину. Тюбетейку свою он потерял в драке и теперь держался за щеку.

Лежавший раскинул полненькие руки и, закатив бездвижные глаза, бессмысленно улыбался. На пухлом его лице торчала желтая бородавка.

10

Махмуд Тагирович первым делом отнес дописанную поэму своему знакомому редактору. Правда, главной целью его была не поэма даже, а толстенький манускрипт, отпечатанный на струйном принтере и уложенный в старую папку с белыми завязками. Это был давно начатый роман Махмуда Тагировича о жизни горцев до Октябрьской революции.

Освободившись от романа, автор резво шагал по вывороченным и пустынным улицам и думал о том, как редактор, а затем и все дагестанцы отреагируют на его подарок. Повествование было задумано еще в те годы, когда Махмуд Тагирович исписывал студенческими похождениями фабричные тетради с госценами на картонных обложках. Тогда его потуги прервала тонкая и злоречивая мачеха.

– Ха-ха, Махмуд, да не хочешь ли ты стать поэтом, как твой отец? Сейчас не те времена! Пиши не пиши, а машину не получишь. И без тебя много желающих, – пропела она Махмуду, наткнувшись на сумбурные писания.

– Это же не стихи, это же о нашем родном крае, – промямлил Махмуд, соображая, при чем здесь машина.

Но вредное семя было брошено. Махмуд Тагирович отбросил свои труды и, не зная, чем себя занять, снова переключился на водку. А мачеха то и дело шептала зарывшемуся в газеты мужу:

– Твой Махмуд совсем пропадет, он же не знает жизни! Живет на всем готовом, со скуки возомнил себя писателем…

Но Махмуд Тагирович уже забыл о своей задумке прославить родимую землю и все сильней и сильней заражался перестроечной бациллой. Он постепенно утрачивал веру в светлое завтра и аккуратно вырывал из дневников страницы, содержащие прославление партии и наивные лозунги.

Вместо пылкого желания служить человечеству у Махмуда Тагировича возникла новая цель: перестроить страну. Он дотошно конспектировал все главные публицистические статьи из всесоюзных и республиканских газет и журналов. А потом, проведя бессонную ночь над очередными разлинованными страницами, отправлял в редакции письма, полные восклицательных и вопросительных знаков. Он все ждал, когда же зловонный капиталистический душок искоренится из советского быта и гуще зацветут цветы справедливости.

Ранняя женитьба на дочери директора консервного завода и рождение сына вновь возбудили его сочинительский пыл. Он почувствовал себя главой семьи, великим кормчим, и снова взялся за роман. На этот раз это была не простая реконструкция старого досоветского быта, а семейная сага со многими десятками действующих лиц, чьи имена, черты и поступки ускользали от Махмуда Тагировича, как ящерицы. Вводя какого-нибудь персонажа, он принимался за весь его род и, сам того не желая, перескакивал на братьев, сестер, кузин и кузенов, а там уж рукой подать до троюродных, четвероюродных и пятиюродных. Все оказывались связаны одной пуповиной, и рукопись пухла месяц от месяца.

Меж тем время было неясное. Одряхлевший отец нервничал и жаловался на пугающую «гласность», мачеха и жена Фарида наперегонки охотились за импортом, единокровный брат, еще подросток, бегал на какие-то рок-квартирники, где собирались мажоры, интеллектуалы и пьяницы, а в крапинках зеленки сын рыдал и пачкал пеленки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация