Приехали две машины ДПС. Майор рассказал, что именно произошло, дал записать свои данные. Спросил Хухаренко:
– Отвезешь меня назад к автосервису, Вов?
– Отвезу, куда ж я денусь, – ответил тот, с грустью поглядев на разбитую фару и треснувший передний бампер. – Сходил в отгул, называется.
Чтобы его успокоить, Сыч пообещал, что когда будет писать рапорт, то отобразит участие Хухаренко с самой выгодной стороны. Как-никак, а он помог обезвредить преступника, который убил автослесаря и покушался на сотрудника правоохранительных органов.
Возле автомастерских было полно ментов и две машины «скорой помощи». Качибадзе в задранной вверх футболке сидел на лавочке возле бокса. Медбрат из экипажа «скорой» прикладывал к его груди резиновый пузырь со льдом. Плащ, свитер, бронежилет валялись тут же прямо на земле.
– Упустили, Петрович? – спросил Качибадзе.
– Почему? Догнали.
– И что?
– И все, – лаконично ответил Сыч, кладя рядом на лавочку пахнущий порохом автомат.
– Понимаю. Значит, у нас полный голяк. Свидетеля нет, его убийцы тоже нет.
– Голяк, Давид, голяк, – грустно кивнул Сыч.
– А меня в больницу хотят везти.
Майор посмотрел на медика:
– Что-нибудь серьезное?
– Вроде нет. На первый взгляд только ушиб, но бывает, что в таких случаях ломается ребро. Надо сделать рентген.
– Фигня. Я что, сломанного ребра не почувствовал бы? – возмутился Качибадзе.
– Очень может быть. Перелом ребер – штука коварная. Бывает, что сначала и не догадываешься. Надо сделать рентген, – упрямо повторил медик. – Поехали. Мы больше не можем ждать. Кроме вас больных полно.
– Нет. Сам потом рентген сделаю. Я ведь вам нужен сегодня, Руслан Петрович?
– Если честно, то да. Но ты мне здоровый нужен.
– Я здоров. А насчет рентгена обещаю: вечером заскочу в травмпункт возле моего дома и сделаю. Там и аппарат есть. У меня там знакомая работает.
– Ну смотрите, – предупредил труженик «скорой», забирая лед. – Только потом не жалуйтесь.
– Может, все-таки съездишь в больницу? – сказал и Сыч. – Он, небось, почти в упор в тебя шмальнул?
– С двух с половиной метров, думаю. Я задержать его хотел, но он оказался быстрее. А рентген я пройду. Только позже. Я своему здоровью не враг, вы же знаете.
– Это точно. Что-то я тебя сегодня не узнаю. С твоим маниакальным стремлением поглощать все эти витамины ты сам на себя не похож.
– Я сам себя не узнаю.
– Машину вести сможешь? – спросил майор.
Качибадзе заверил, что смог бы не только вести машину, но и танк и даже самолет, если бы, конечно, умел. Сыч посмотрел в сторону ворот с неровной надписью масляной краской «Развал-схождение» и строго заметил, что одного летчика ему на сегодня вполне достаточно.
Они простились с Хухаренко и сели в «Таврию».
– Куда едем? – спросил Качибадзе.
– В налоговую. Надо срочно навестить супругу Чикалюка, а то и ей кто-нибудь дырку в башке проделает.
Чикалюк Надежду Алексеевну нашли быстро. Она была на работе и о том, что стала вдовой, пока не знала. Визит убоповца ее удивил, а когда узнала, что майор Сыч интересуется, давал ли фонд «Щит» деньги на лечение ее ребенка, язвительно хмыкнула:
– Вы хоть бы как-нибудь договорились и все разом пришли. А то так я повторять устану.
– К вам что, уже кто-то приходил?
– Приходил. Из пирожковой службы. Тоже про фонд «Щит» спрашивал.
Пирожковой службой налоговики насмешливо называли управление по борьбе с экономическими преступлениями. Бывшее ОБХСС. Мол, ни на что не годны, кроме как бабушек, торгующих на улице пирожками, распугивать. Руслана Петровича, когда он уже сам там служил, это немного задевало, а потом уже в УБОПе тоже забавлять стало. Но сейчас ему точно было не до смеха. Вспомнился застреленный им только что киллер.
– Фамилию «пирожника» не помните?
– Худолей, кажется. Крупный такой парень. В куртке кожаной. Что, конкурирующая фирма?
– Что-то вроде того. Так что там со «Щитом»?
– Сволочи они, вот что.
– То есть в помощи вам отказали?
– Сказали, что фонд помогает только тем, кто служит в системе МВД и к сотрудникам налоговой милиции отношения не имеет, тем более к бывшим. Кто-то посоветовал мужу сходить переговорить с вашим начальством.
– С Лаповым?
– Да. Который погиб недавно. Мол, у Лапова с руководством «Щита» хорошие отношения и он мог бы замолвить словечко.
– Замолвил?
Надежда Алексеевна горько усмехнулась.
– Замолвил. Целых пятьсот гривень нам «Щит» выделил. Словно в насмешку. Я так понимаю, что теперь, когда руководителя «Щита» убили, в фонде ревизию провели. Так вот заявляю со всей ответственностью: если вдруг там по бумагам будет проходить крупная сумма, выделенная на лечение моего сына, то это ложь. Пятьсот гривень – все, что мы от них увидели.
– Но ведь деньги вы все-таки откуда-то получили? От кого?
– Вам лучше поговорить об этом с моим мужем.
Сыч поговорил бы, если бы Сергей Чикалюк мог разговаривать.
– Неужели муж не сказал вам, где нашел деньги?
– Сказал, что деньги ему дали с условием, что имя спонсора не будет названо. Сергей дал слово.
– Неужели вы как жена не пытались как следует расспросить своего мужа? А как же женское любопытство, в конце концов?
– В этой истории я прежде всего мать, а потом жена. Главное было вылечить сына, а уж потом доставать мужа расспросами. Думаю, Сергей мне все скажет со временем. Попробуйте поговорить с ним сами. А я правда не знаю. Уверена только, что это не жлобы из «Щита».
Сыч смотрел на эту еще симпатичную для своего возраста женщину и безумно ее жалел. Она еще не знала, что ее мужа сейчас везут в морг, что она сама находилась на волосок от гибели и спаслась только потому, что мнимый сотрудник ОБЭПа поверил в то, что она не знает, откуда взялись деньги на лечение. Майор испытывал неловкость, что он намеренно скрыл от нее случившуюся трагедию, чтобы поговорить нормально, без истерик.
Надежде Алексеевне позвонили на мобильный. Взяв трубку и послушав несколько секунд, она ойкнула и, побледнев, опустилась на стул. Руслан Петрович отпраздновал труса. Он вышел за двери и обратился к стоявшей тут же коллеге Чикалюк, которая перед началом разговора из деликатности оставила их одних.
– Пройдите в кабинет. Возможно, Надежде Алексеевне понадобится ваша помощь.
Сам он спустился вниз. Дело нужно было доводить до конца.
– Узнали что-то новенькое? – поинтересовался оставшийся в «Таврии» Качибадзе.
