– А он часто посылал вас за чем-нибудь?
– Два раза у него кончались сигареты, и он давал мне денег, чтобы их купить. Разумеется, я никогда не ходила за ними сама, а посылала водителя Владимира Михайловича. Но на этот раз…
– Владимир Михайлович куда-то услал водителя, – кивнул Федоров. – Это мы уже знаем.
Таратута не выдержал:
– Послушайте, Федоров, или как вас там! Если вы так много знаете, то должны быть в курсе того, что я забыл дома свой айпад. Он был мне нужен для работы. Поэтому я и отправил за ним своего шофера.
– Почему же тогда вы не сказали ему, чтобы по дороге он купил и чая?
– Стану я помнить всякую мелочь. У вас ко мне все? У меня куча дел.
– Последний вопрос, и мы закончим. Где ваше пальто, Владимир Михайлович?
– У меня в кабинете, в шкафу. Я еще не отнес его домой.
– Это хорошо. Нам придется взять его на экспертизу по всей официальной процедуре. Правда, вчера, когда вы уезжали на совещание, Руслан Петрович при содействии Жанны Игоревны уже сделал соскоб с ткани вашего пальто. В экспертной лаборатории при управлении СБУ работают очень хорошие специалисты, поверьте. Как вы можете объяснить наличие на пальто следов ружейной смазки, идентичной смазке пистолета, из которого был убит капитан Богомаз?
Этого Таратута объяснить не мог. Да он и не пытался. Сдернув со стула тут же заверещавшую секретаршу, прижал ее к себе и стал пятиться к дверям. Правой рукой он выхватил пистолет и приставил к голове Жанны Игоревны.
– Заткни пасть, тупая сука! Всем стоять! Один шаг в мою сторону – и будете соскребать со стен ее мозги. Это боевой пистолет, а не резиновая хлопушка.
Прислонившись к дверному косяку, Таратута попытался нажать на ручку, наседая на нее ягодицей. Не очень удобный способ открывания дверей, но с третьей попытки это ему удалось.
Сыч и Федоров пребывали в растерянности. Таратута в самом деле мог выстрелить. Об этом лучше всяких слов свидетельствовали его ставшие совершенно безумными глаза. Толкнув задом двери, Таратута ступил в коридор, но тут кто-то набросился на него сзади и стал выворачивать на излом державшую пистолет кисть. Толкнув визжащую Жанну Игоревну в сторону Сыча, Таратута освободившейся рукой попытался сделать захват и борцовским приемом перебросить противника через себя, но ни сил, ни сноровки для этого у него не оказалось. Единственное, чего он смог добиться, – так это закинуть противника себе на спину и под тяжестью его тела рухнуть на пол, непроизвольно нажав при этом на спуск. Бахнул глухой выстрел, затем коридор огласился воплем. Кричал Таратута. Сидящий верхом на нем Качибадзе шарахнул шефа УБОПа кулаком по затылку. Крик прекратился. Таратуту развернули. Его брюки были темными от крови. Даже у Сыча, как бы он ни относился к этому человеку, сжалось сердце:
– О нет!
– А ну, «скорую помощь», живо! – крикнул Федоров и, тоже качая головой, посмотрел на лежащего без сознания Таратуту. – Да этот парень, похоже, отстрелил себе все хозяйство.
– Ничего, – сказал Сыч. – У него денег много. Пришьет себе силиконовые. Лет через пятнадцать.
Последнюю фразу услышала Жанна Игоревна, которая как раз прибежала с какими-то полотенцами, чтобы остановить кровь.
– Да как вам не стыдно говорить такое! Тут такое несчастье, а вы! Я думала, что вы человек, а вы просто черствый, циничный сухарь! Я в вас разочаровалась!
Сыч переглянулся с Качибадзе. Вот и пойми этих женщин. Таратута ее чуть было не застрелил, а она кинулась его жалеть.
– Ты сам-то каким ветром здесь? Выздоровел, что ли?
– Нет. Больничный только послезавтра закроют. По пути из поликлиники заскочил узнать новости. Ну, в общем, узнал. Весело тут у вас.
Таратуту забрала «скорая» в сопровождении целого эскорта спецназовцев. Федоров составил протокол следственного эксперимента и отпустил расписавшихся в нем понятых. Однако контора еще долго шумела как растревоженный улей. Сыча донимали расспросами, каждый норовил заскочить к ним в кабинет и, пригласив на перекур, пытался разузнать детали. В конце концов Руслану Петровичу все это осточертело, и он, предупредив замначальника, неприметного незлобного человека, который благодаря как раз этой неприметности сумел пересидеть на своей должности не только Лапова, но и двух его предшественников, о необходимости уйти по оперативной надобности, вышел на улицу. Сыча сопровождал Качибадзе, который тоже все еще никак не мог распроститься с коллегами.
– Жаль, не успел я Таратуте новость приятную сообщить, – сокрушался Сыч. – Все на конец откладывал, хотел, так сказать, подсластить ему пилюлю, а потом не до этого стало. Юрцышина взяли. На контрольно-пропускном пункте на границе с Россией. Думал, обрадуется. Теперь им вдвоем не так скучно сидеть будет.
– Ага, в соседних камерах. Через стенку перестукиваться, – подхватил Качибадзе, в то время как Сыч оглянулся, словно хотел удостовериться, нет ли поблизости Жанны Игоревны.
– Что будет дальше по этим делам, Руслан Петрович? – спросил Давид.
– Дальше, слава Богу, мы умываем руки. Свою работу мы сделали. Судьбу Таратуты и Юрцышина решать будут в другом месте. Где-то, правда, еще Тараса носит, но он справится. Если из СИЗО смог убежать, то на воле тем более не пропадет. Объявится, рано или поздно.
– Как объявится, пусть к телевизионщикам обратится. Чтобы про его случай передачу сделали, типа «Очевидное – невероятное».
Тут Сыч так хлопнул Качибадзе по плечу, что тот присел.
– Точно! Я же «психичке» должен был перезвонить. Что-то она мне хотела сообщить. Совсем из головы вылетело. Молодец, напомнил.
Ольга Басенко звонила Сычу еще в первой половине дня. Хотела что-то рассказать, что-то, по ее словам, очень важное, но тогда Руслану Петровичу было не до нее. Занят был очень, как раз эксперимент готовил, слушал вполуха, пообещав перезвонить, как только освободится. Через час она перезвонила снова, но на этот раз Сыч даже не ответил, а потом и вовсе мобильный выключил. Теперь, когда постановление об аресте Тараскина было отменено, проблема феноменальных способностей бывшего сотрудника УБОПа занимала Руслана Петровича уже не так остро, как раньше. Успеется.
Включив телефон, он очень удивился, узнав, что Ольга пыталась связаться с ним целых двадцать семь раз. И только за последний час. Что ей так припекло?
Он набрал Ольгу. Теперь она долго не отвечала, словно обиделась, но все же взяла трубку.
– Наконец-то, Руслан. Весь вечер тебе звоню. Уже волноваться начала. Ты где?
Сыч поискал глазами скамейку, чтобы сесть, настолько все это было неожиданно и странно. Во-первых, почему не «Руслан Петрович»? Во-вторых, на «ты» они тоже не переходили. И, наконец, почему он должен перед ней отчитываться? Ольга Викторовна вела себя так, словно он на протяжении долгого времени с ней спал.
– Можешь сейчас приехать ко мне? – продолжала она. – Поговорить надо. Это очень важно.
