— Спасибо, Вика! — прочувственно поблагодарила Анна, приложив правую руку к груди. — Но мне… я не могу принять такую жертву. Я ее недостойна. Я не умею устраивать приемы и не представляю, что я буду делать с твоим стилистом…
— Делать будет он! — Виктория показала указательным пальцем правой руки куда-то себе за спину. — Он разбудит в тебе женщину, окружит тебя…
— …аурой любви, создаст мне новый обольстительный образ и пригласит в Амстердам. Я угадала?
— Или в Лондон. У него там, кажется, есть родственники. Дальние. Он — потомственный аристократ, не то что мой благоверный. Одна фамилия чего стоит — Новлянский-Оболенский. Марат Новлянский-Оболенский, звучит, а?
— Это он по бейджику Новлянский-Оболенский, а по паспорту Пупко или Сидоров, — усмехнулась Анна.
— Не хочешь — как хочешь! — поняв, что Анна не одобрила предложенную идею, Виктория моментально потеряла к ней интерес. — Человека нельзя сделать счастливым против его воли. Вот например, Гарусинский. Судьба послала ему эксклюзивный подарок…
— Какой?! — ехидно поинтересовалась Анна, хотя и так было ясно.
— Ну ты даешь, кузина! — Виктория всплеснула руками. — Меня! Посмотри — разве я не подарок?
Она снова вскочила, потянулась, повернулась, огладила себя руками по бокам, тряхнула бюстом, выпятила попку и в завершение демонстрации поставила ногу, обутую в сапог, на велюровый подлокотник кресла.
— Сапог бы сняла, — сказала Анна.
— Не занудствуй, чистюля. — Вика убрала ногу и рукой отряхнула подлокотник. — Лучше скажи — я классный подарок, правда?
— Спроси об этом у своего мужа, — посоветовала Анна. — Ему лучше знать, подарок ты или Божье наказание.
— Он никогда и никому в этом не признается! — сузив глаза, прошипела Виктория. — Потому что он неблагородная тварь! То есть я хотела сказать — неблагодарная. Ну и неблагородная тоже. Ха! Увешал весь кабинет генеалогическими деревьями, целый парк развел, а у самого один прадед был ломовым извозчиком в Николаеве, а другой — портным в Бердичеве.
— А два остальных? — спросила дотошная Анна.
— Что — два остальных?
— У человека обычно четверо прадедов.
— Ой, откуда мне знать! Я своих-то прадедов не знаю, буду я еще интересоваться предками Гарусинского! Но если бы хоть кто-то из них был бы князем, да что там князем — самым занюханным дворянином был, уж я бы об этом знала еще до свадьбы. Ты не представляешь, какой он хвастун. Хлебом не корми — дай побахвалиться! Напьется и начинает. Например, вопит, что он — миллиардер. Я ему говорю — Гарусинский, вали в Минск или в Ташкент! Там ты сможешь считаться миллиардером в пересчете на ихние валюты…
«Ихние» привычно покоробило Анну. Слушая Викторию, трудно было предположить, что она закончила филологический факультет. Не в МГУ училась, а в каком-то не так давно появившемся университете, причем училась заочно, но все же… Однажды Виктория довела Анну до рыданий, заявив, что роман «Мать» написал Чехов. А еще она путала братьев Гримм (тех, которые сказочники и пишутся с двумя «м» на конце) с братьями Карамазовыми.
— …да и то с большой натяжкой! Ты, говорю, хотя бы в «зелени» десять миллионов собери, и тогда уже хвастайся…
— Скажи, пожалуйста, — перебила Анна, — а как вообще можно жить с человеком, которого ты постоянно унижаешь? Извини за столь нескромный вопрос, но я давно хотела спросить и только сейчас решилась.
— Я разве унижаю? — Виктория растерянно огляделась по сторонам, словно ища поддержки у кого-то неведомого. — Я просто ставлю его на место, чтобы он не задавался, не строил из себя благодетеля. Ты знаешь, что он недавно отмочил? Купил диск «Зе Манкис»,
[9]
вроде как моя любимая группа и все такое, и повадился после каждой нашей ссоры врубать вот эту песню:
«I said
I'm not your stepping stone
I'm not your stepping stone
Not your stepping stone
Not your stepping stone…»
[10]
Пела Виктория хорошо, голос у нее был приятный, немного тяжеловатое сопрано.
— When I first met you girl you didn't have no shoes, — подхватила Анна, тоже любившая «Зе Манкис». — Now you’re walking 'round like you’re front page news. You’ve been awful careful 'bout the friends you choose…
Последнюю строку спели на пределе громкости:
— But you won’t find my name in your book of Who’s Who!
[11]
— Что можно сказать о человеке, представляющимся великим знатоком рока и в то же время путающим «Арктик Манкис»
[12]
с «Зе Манкис»? — переведя дыхание, продолжила Виктория.
Благодаря первому мужу, широко известному в узких кругах музыканту, солисту группы с длинноватым, но запоминающимся названием «Подвал сержанта Пупера», в роке Виктория разбиралась превосходно.
— Я ему говорю: Гарусинский, кто тебя надоумил? Кто тебе рассказал, что «манки» поют такую песню? Неужели ты сам додумался до такого умного подкола?.. Ань, а что это мы сидим просто так — не пьем и не закусывем? Ждем кого-то? И расскажи, наконец, что у тебя случилось, хватит отмалчиваться. Вызвала меня — так колись, в чем тут дело.
— Сначала поедим, — ответила Анна, не любившая вести серьезные разговоры во время еды. — Дела подождут.
— То — «приезжай срочно», то — «дела подождут», — проворчала Вика, но спорить не стала.
Стол накрыли так, как нравилось Виктории, то есть — не выкладывая ничего из банок, упаковок и лотков на тарелки. Эстетствующая Анна такой способ сервировки не одобряла, но желание гостьи уважила.
— Зачем мыть лишнюю посуду? — рассуждала Вика, уплетая ветчину с оливками. — Не у английской королевы обедаем…
К «лишней посуде» она относила и вилки, потому ела руками, время от времени облизывая пальцы. Незаметно распили бутылку вина.
После обеда Анна рассказала о своих проблемах. По въевшейся уже преподавательской привычке излагать суть, не отвлекаясь на эмоции, уложилась в десять минут. Виктория слушала, не перебивая, только ахала время от времени. К тому моменту, когда Анна закончила свой рассказ, в хорошенькой и тщательно ухоженной головке кузины уже успел созреть первый план.
