Демократический подход привел к тому, что на обход с Анной отправились всего пятеро курсантов. Зато, можно сказать, отборная публика, те, кому интересно.
— Как выпихиваете залежавшихся на амбулаторное лечение? — спросила по дороге Анна. — Есть какие-то секреты, наработки, ноу-хау?
Все пятеро были из стационаров. «Хвардейцы».
— Я предпочитаю просто объяснить, — сказала Аида Гарибян, аллерголог из госпиталя для ветеранов войн номер четыре. — Чаще всего доходит.
— А если не доходит?
— Тогда заведующая объяснит. Ее слова до всех доходят.
— Лучший способ — подложить в палату «приятного» соседа или «приятную» соседку! — хохотнул Савченков из сто двадцатой. — Желательно — из бомжей.
— Это неспортивно, — возразила Анна. — Не наш метод. Кто еще хочет поделиться сокровенным?
— Можно еще первый стол назначить, — не очень уверенно сказала Полина Маниш и уточнила. — Первый «а».
Первый «а» стол назначается при обострении язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, при остром гастрите или гастродуодените, короче говоря — в тех случаях, когда надо щадить желудок. Разрешаются только жидкие или кашеобразные блюда из отварных, паровых или протертых продуктов в крайне умеренных количествах. Это вам не полноценные обеды из трех блюд с компотом из сухофруктов. Первый «а» стол — это сурово. Но иногда иначе никак нельзя.
— Полина, а вы где работаете?
— В девяносто четвертой, Анна Андреевна.
— Странно! У меня такое впечатление, что в концлагере. Пытка голодом — страшное дело…
— Да там и до голода не дойдет! — встрял аллерголог Коровин из шестьдесят седьмой больницы. — Соседи подкормят.
— Разбежался! — хмыкнула Маниш. — Разок дадут печеньица, а потом скажут — все, баста ла виста! Каждый сам за себя.
— Иногда такие кадры попадаются, — вздохнула малоразговорчивая врач Хомутова. — В день выписки закатывают истерику с гипертоническим кризом, хочешь не хочешь приходится оставлять еще на три-пять дней. А там все по новой… Или проще делают — отдают ключи от дома родственникам или знакомым, и все дела. Без ключей и сопровождения перевозка не берет.
Если у больного на руках нет ключей и за ним никто не приехал, то как его можно выписать? Куда? Никак нельзя, этим-то знающие люди и пользуются.
— Можно взять больничную машину и на ней отвезти! — предложил Коровин.
— Хорошо, Саша, привезли, а там что?
— А там — посадили на лестнице возле двери и уехали!
— Попробуй сам так сделать, — посоветовала Маниш, — тебе потом следователь объяснит, где ты был неправ.
— Мой бывший заведующий любил пугать тем, что оформит дальнейшее лечение, как платное, — молчунья Хомутова что-то разговорилась сегодня. — Несколько раз сработало, а потом та-а-акую жалобу написали…
— Все с вами ясно, — подвела итог Анна. — Нет ни у кого действенного метода.
— А вы как поступаете, Анна Андреевна? — спросил Коровин.
— Я никак не поступаю, я только консультирую. А доктора наши любят пригрозить переводом в терапию. Терапии народ традиционно боится. Там вечные перегрузы, койки в коридорах, беспокойно… Но правильнее всего было бы сделать так, чтобы за «перележивание» платили бы сами пациенты, ведь страховые компании «лишние» дни больницам не оплачивают. Вы согласны?
Никто не возразил.
Больная, не желавшая выписываться, оказалась из «начитанных». Знала не только свои права, но и многое другое, в том числе и касательно медицины. И к тому же врала самым бессовестным образом.
— Я живу на первом этаже, квартира сырая, совсем не солнечная, на стенах плесень, — стонала она. — Это здесь мне хорошо, а как домой вернусь, то сразу же начну задыхаться. Ну не мне же вам объяснять, доктора вы мои дорогие, насколько опасны споры плесени для нас, астматиков…
Анна прочла адрес, написанный на титульном листе истории болезни и уточнила:
— Живете по месту прописки, Марина Федоровна?
— Да, — не чувствуя подвоха ответила та.
— Тогда объясните, пожалуйста нам, что у вас за дом с квартирой номер двенадцать на первом этаже? Барак гостиничного типа? Что-то не припомню таких домов на Маршала Бирюзова…
— Ну третий этаж у меня, — нехотя призналась Марина Федоровна. — Третий. Но очень низкий, совсем как первый. И сырой.
Анне еще удалось сохранить на лице серьезное выражение, а вот курсанты откровенно заулыбались. Больная недовольно собрала губы в куриную гузку и проворчала.
— Думаете управы на вас нет! Ничего, ничего…
Свой осмотр в историю болезни Анна писала долго — минут сорок, время от времени отвлекаясь на комментарии, предназначенные курсантам. Писала подробнейшим образом, поскольку девять шансов из десяти было за то, что сразу же после выписки Марина Федоровна примется строчить жалобы во все инстанции. Закончив, еще раз перечитала вчерашний обход заместителя главного врача и спросила у заведующей пульмонологией (дело было в ординаторской, сейчас буквально забитой народом — заведующая, два врача и Анна со своими «гавриками»):
— Юлия Юрьевна, а что вы будете делать, если она все-таки завтра ухудшится? Дурное дело нехитрое…
Для астматика и впрямь нехитрое. Достаточно просаботировать вечерний и утренний приемы таблеток, как это сразу же отразится на дыхании.
— Не ухудшится! — уверенно заявила Юлия Юрьевна. — Во-первых, лечение у нее адекватное, во-вторых, таблетки она принимает в присутствии медсестры, как положено…
Так действительно положено. Медсестра должна не просто выдавать таблетки, но и убедиться, что они «съедены». Правда, на соблюдение этого правила не всегда хватает времени, но уж если надо, то соблюдут.
— …в-третьих, на ночь я назначила ей феназепам. Выписка — это тоже же стресс, не меньший, чем поступление. Пусть спит. И я завтра не уйду домой до тех пор, пока ее перевозка не заберет. Буду все держать под контролем. Я для острастки намекнула, что могу перевести ее в терапию, но она прекрасно понимает, что никто мне не разрешит этого сделать.
«Ужас! — с тоской подумала Анна. — Какой только фигней не приходится заниматься! Вот что я тут сижу? На обход пришла? Консультировать? Черта с два! Я пришла подстраховывать, обеспечивать тылы. Эту обосновала на выписку, сейчас пойду обосновывать правильное лечение у другой. Не обход, а какие-то обходные маневры. Чувствуешь себя полной дурой».
Настроение, с утра бывшее хорошим, даже малость приподнятым из-за хорошей погоды (бабье лето хоть и запоздало, но все же вступило в свои права), постепенно и вроде как незаметно испортилось. «Суету ради суеты» и прочие бессмысленные, но почему-то считающиеся нужными действия Анна не любила.
Ко второй больной пошли вместе с заведующей отделением. В палате пробыли недолго. Все ясно — диагноз соответствует, лечение соответствует, положительный эффект от терапии отмечают не только врачи, но и сама больная, а вот дочери неймется — каждый раз, приходя навестить свою мать (хорошо еще, что случается это дважды в неделю, не чаще), к чему-нибудь придирается, выговаривает, иногда даже скандалит. То ей не нравится, как мама дышит, то как она ходит, то суточная задержка стула приводит ее в неистовство. И чего? Ходит мама как может, дышит как получается, а чем по поводу запора свирепствовать, лучше купить маме полкило чернослива. Хорошего чернослива, желательно без косточек, чтобы мама не подавилась ненароком. Деньги небольшие — рублей двести (это вам не полкило черной икры), а радости, полезного для организма калия и не менее полезных витаминов сколько! И никаких запоров, что самое главное.
