Вообще-то, ему, молодому и с некоторых пор даже как будто неплохо обеспеченному холостяку, полагалось бы прожигать вечера, а то и все ночи напролет в модных ночных клубах. Там можно не только выпить и закусить, но и потанцевать, снять девочку и даже, чем черт ни шутит, завести полезное для карьеры знакомство. Если знать, какие клубы посещают, скажем, известные столичные журналисты, в этом нет ничего невозможного. "Здравствуйте, а вы знаете, я ваш коллега... Может быть, потанцуем?" Это если журналист – женщина. Желательно, конечно, чтобы она еще при этом была не слишком старой, симпатичной и испытывала потребность в общении... А мужчине можно предложить выпить. Хотя мужчины из так называемого бомонда – контингент сложный. Среди них, по слухам, попадаются такие, кто предпочел бы с Лехой Дубовым вовсе не выпить, а вот именно потанцевать, и не только...
Пару раз Дубов попытался осуществить эти неясные планы и полностью в них разочаровался. В "ночниках" было не протолкнуться от обилия прожигателей жизни и не продохнуть от табачного дыма и испарений сотен разгоряченных, потных тел; поесть там было практически нечего, выпивка стоила дорого, музыка орала так, что хотелось расколотить усилитель, все кругом были или пьяные, или обкуренные, или то и другое одновременно, и никаких звезд столичной журналистики Дубову там встретить не посчастливилось. Едва достигшие половой зрелости сопляки и соплячки вокруг него открыто покупали "траву" и "колеса", швыряясь при этом такими деньгами, на которые у себя, в Пскове, Дубову надо было вкалывать месяц, если не все два. А во время второго посещения "ночника" туда вообще вломился ОМОН, и журналисту очень повезло, что он был почти трезв и имел при себе паспорт с временной московской регистрацией. Так, полежал немного мордой в грязный, заплеванный пол, получил разок-другой сапогом в ребра, наслушался бешеного, как лай цепных псов, омоновского мата, понюхал, чем пахнет автоматное дуло, отведал резиновой дубинки, а в остальном, можно сказать, все обошлось...
Короче, ночные клубы, как выяснилось, были не для него. Или, наоборот, Дубов еще не успел избавиться от пережитков провинциального воспитания и не дозрел пока до того, чтобы стать завсегдатаем ночных танцевальных вечеринок. Потом, когда немного освоится в столице, почувствует себя здесь более или менее своим, можно будет продолжить эксперименты в этом направлении. А пока что хватит с него и скромного семейного кафе.
Несмотря на довольно поздний час, свободных мест в кафе хватало. В том-то и заключалась главная прелесть этого заведения, что располагалось оно вдали от центра и что ходили сюда в основном не молодые любители модных развлечений, а семейные пары, которым захотелось провести вечерок вне дома, или такие вот, как Дубов, холостяки, которым лень было возиться на кухне, а хотелось посидеть в уютной обстановке, поглазеть на людей, а также поужинать без мытья посуды в перспективе. Журналист сел за свободный столик, сделал заказ – свинина по-домашнему, сто пятьдесят граммов водки и бокал пива – и стал рассеянно оглядываться по сторонам, слушая негромкую музыку и потихоньку приходя в себя. Внутри у него все еще продолжалось лихорадочное движение, как будто он очень долго вел автомобиль или смотрел в окно несущегося во весь опор скорого поезда, но постепенно оно замедлялось – усталый, перевозбужденный мозг понемногу настраивался на отдых. Три или четыре вечера Дубов провел в квартире, которую теперь за неимением лучшего именовал своим домом, и ему такое времяпрепровождение очень не понравилось. Он просто мотался из угла в угол, как шарик на резинке, не в силах остановиться и сосредоточиться даже на той ерунде, которую показывали по телевизору, и кончалось все это тем, что он возвращался к работе и работал до тех пор, пока не начинал засыпать прямо за компьютером. Зато здесь, в кафе, сама обстановка почему-то действовала на него не хуже валериановых капель – он моментально успокаивался и, возвращаясь домой, засыпал, как младенец.
– Разрешите присесть? – спросил у него над ухом приятный женский голос.
Дубов вынырнул из задумчивости, поднял глаза и невольно привстал со стула. Стоявшая рядом с его столиком женщина была очень привлекательной шатенкой с очень-очень хорошей фигурой – не худой и не толстой, а, что называется, в самый раз – ладной, стройной и в то же время крепкой. Глаза у нее были голубовато-серые, губы полные и прекрасно очерченные, а зубы – прямо-таки белоснежные и очень ровные. Словом, приглядевшись получше, Дубов понял, что женщина не просто привлекательна, а чертовски, сногсшибательно красива. И просит разрешения присесть за его столик? Ему это не послышалось? Да нет как будто. Ну, значит, здравствуй, ночная столичная жизнь! Так вот ты, значит, какая, добрая фея...
– Разумеется, прошу вас, – сам собой, без участия парализованного головного мозга, выговорил рот Алексея Дубова.
Одним плавным движением опустившись на стул и спрятав под стол свои умопомрачительной красоты ноги, прекрасная незнакомка щелкнула замочком сумки и вынула сигарету. Она почему-то замешкалась, держа сигарету на весу и опустив длинные ресницы; до Дубова с некоторым опозданием дошло, чего, собственно, она ждет, и он, бормоча извинения, поспешно щелкнул зажигалкой.
Незнакомка кивнула в знак благодарности и, откинувшись на спинку стула, глубоко затянулась сигаретой. Сигарета у нее была длинная и тонкая, ладонь узкая, ногти – тоже длинные, миндалевидные, любовно отполированные и покрытые блестящим прозрачным лаком. Обманчиво простое, плотно обтягивающее трикотажное платье выгодно подчеркивало грудь, которая при тонкой талии была полной, высокой; у Дубова пересохло во рту, когда он заметил бугорки сосков. "Силикон? – лихорадочным зигзагом пронеслась в голове шальная, несвоевременная мысль. – Черт, да какая разница?! Говори что-нибудь, болван! Что угодно, только не молчи. Тогда, быть может, у тебя появится шанс проверить, силикон это или, может, что-нибудь другое..."
Но в голове, как на грех, крутилась одна-единственная, да и то достаточно идиотская фраза: "Может, выпьем за знакомство?" Журналист понимал, что выглядит до крайности глупо и своим молчанием прямо на корню губит все дело, однако заставить себя открыть рот и заговорить все равно не мог. Тут ему пришла в голову спасительная мысль: ба, да это ж, наверное, профессионалка! Обычная шлюха, и притом не первой молодости. Пик карьеры позади, вот она и подбирает за более молодыми коллегами крошки, подклеивая одиноких мужиков по второразрядным кафе и барам...
Мысленно унизив незнакомку, поставив ее на колени (за углом коридора, у двери в мужской туалет, на грязном кафеле, жарко дышащим, густо накрашенным ртом к расстегнутой ширинке), Дубов немного успокоился. Увы, спокойствия его хватило ненадолго: подняв глаза и взглянув незнакомке в лицо, чтобы проверить свое предположение, он понял: да черта с два, никакая это не проститутка. Во-первых, проститутки так не выглядят даже в кино, а во-вторых, елки-палки, их не надо занимать разговорами: атакуя потенциального клиента, они заговаривают первыми и трещат без остановки, стараясь привлечь внимание к своим сомнительным прелестям. А эта сидит молча, смотрит с каким-то веселым любопытством и улыбается – не открыто, а так, едва заметно, самыми кончиками губ, немного насмешливо, но ни в коем случае не зло, а, наоборот, тепло и как будто даже выжидательно. "Жутко красивая женщина, – подумал Дубов. – Кого это она мне напоминает? Актрису какую-то, что ли?"
