Книга Плавучая опера, страница 68. Автор книги Джон Барт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Плавучая опера»

Cтраница 68

V. Нет конечных причин для того, чтобы жить (как и для самоубийства).


XXIX. ПЛАВУЧАЯ ОПЕРА

Вот к этому вся она и свелась, перемена образа мыслей, произошедшая в 1937 году: просто дело шло о том, чтобы за предпосылками логично последовали выводы. Повинуясь принятым условностям, я бы хотел завершить этот спектакль картиной пробуждения новых чувств, однако, хотя с 1919 по 1937 год движение моих мыслей было во многих отношениях бурным, сам вывод, к которому оно привело, был таков, что никакого эмоционального всплеска он не требовал. Осознать, что в конечном счете нет никаких фундаментальных различий, - открытие пресерьезное, однако если на нем и остановиться, став по этой причине праведником, или же циником, или самоубийцей из принципа, тогда мысль еще не полностью продумана. Истина в том, что ничто ни от чего ничем не отличается, и эта истина тоже. А гамлетовский вопрос абсолютно лишен смысла.

Докурив сигару, я еще кое-что набросал для своих "Размышлений", к которым, как вы понимаете, вернулся. Эти заметки не особенно интересны, что означает: некоторого интереса они не лишены. Ну, скажем, мне подумалось, что, оказавшись перед лицом бесчисленных возможностей и не имея конечной причины какую-то одну из них предпочесть остальным, я, по всей вероятности, хотя отнюдь не обязательно, продолжал бы вести себя в точности так же, как и прежде себя вел, - словно кролик, которого подстрелили, а он мчится и мчится все той же самой тропинкой, пока смерть его не свалит. Не исключено, что когда-нибудь в будущем я бы снова попробовал взорвать "Плавучую оперу" со всеми добрыми моими соседями, сослуживцами, а также (или: но не) собой, грешным, хотя верней всего делать этого я бы не стал. Мы бы с земляками прикинули, что вероятнее в этом случае, как уже прикидывали по иным поводам. Думал я еще вот о чем: хорошо, пусть абсолютных ценностей не существует, но нельзя ли тогда ценности, которые не абсолютны, счесть все же столь же значительными и даже подчинить им жизнь. Однако тут нужно особое размышление, а значит, особая это история.

Возобновил я и "Письмо отцу", а также начал снова пополнять тот третий ящик из-под персиков, где лежат записи, относящиеся к размышлению обо мне самом: ведь если я когда-нибудь смогу сам себе объяснить, почему отец совершил самоубийство, нужно и ему растолковать, отчего этого не сделал я. Дело это долгое, хлопотное. Вспомнилось, что с завтрашней почтой придет Марвиново заключение о состоянии моего здоровья, и я улыбнулся: никогда еще так мало не тревожило меня, что с ненадежным моим здоровьем и как дальше будет. Не имело теперь значения, по-прежнему ли среди моих хворей остается эндокардит, - вопрос-то так или иначе стоит передо мной все тот же самый, значит, и "решение" тоже прежнее. Во всяком случае, так обстоит дело вот сейчас, и еще какое-то время так оно будет обстоять - во всяком случае у меня.

Ну что же, начну рассказывать отцу историю с "Плавучей оперой" - не торопясь, ничего не упуская. Очень может быть, что я исчезну с лица земли, не успев довести ее до конца, а возможно, сама эта задача окажется бесконечной, невыполнимой, как и прежние. Не важно". Даже умри я, не докурив этой вот сигары, времени у меня сколько душе угодно.

Уяснив это себе, я пометил, что надо перехватить ту записку, прежде чем она попадет к Джимми Эндрюсу, потушил (хоть жалко было) сигару, разделся, лег, чувствуя великое благо дарующего успокоение одиночества, и крепко проспал вею ночь, несмотря на обширную грозу со шквалом, которая вскоре разбушевалась не на шутку.


МИФОТЕРАПЕВТ ДЖОН БАРТ

Опубликовав в 1955 г. "Плавучую оперу" (за которой три года спустя последовал "Конец пути"), скромный университетский преподаватель, как говорится, проснулся знаменитым на следующее утро. С тех пор слава не покидает Джона Барта (р. 1930), упрочиваясь от книги к книге.

Теперь этих книг на его счету уже полтора десятка, и о своих ранних произведениях сам Барт отзывается довольно скептично. На его взгляд, в них молодой задиристости намного больше, чем творческой самостоятельности, не говоря о мастерстве. Однако трудно согласиться с такими оценками.

Конечно, талант Барта с годами окреп, а его престиж вырос. Уже давно его считают лидером целого литературного направления - "черного юмора", который особенно ярко заявил о себе в 60-е гг. Романы Барта, относящиеся к этому времени (впрочем, как и "Плавучую оперу"), изучают студенты, специализирующиеся на современной литературе. Некоторые статьи, которые Барт писал, поясняя собственные творческие принципы, приобрели значение творческих манифестов. Словом, он почти достиг статуса современного классика.

Тем не менее в этом восхождении на Олимп кое-что оказалось утраченным, и не случайно в сознании читателей (обычных читателей, а не профессоров литературы) Барт - прежде всего автор "Плавучей оперы" и написанного вслед ей "Конца пути". О популярности именно этих книг свидетельствуют беспристрастные данные: частота переизданий, количество переводов на другие языки. И предпочтение, которое вот уже сорок с лишним лет отдает им публика, объяснимо.

В самом деле, у ранней прозы Барта есть свои несомненные преимущества перед теми монументальными - под тысячу страниц каждое - произведениями, которые главным образом обеспечили писателю признание в академических кругах. Рядом с "Торговцем дурманом" (1960) или "Письмами" (1979), породившими горы критических статей с расшифровкой намеренно загадочных авторских концепций, первые книги Барта могут показаться чуть ли не безыскусными - во всяком случае так о них отзывается сам писатель, - но свое достоинство есть и в этой относительной простоте. Говоря без затей, два первых романа подкупают тем, что в них литературная игра и стилистическая изощренность еще не стали самоценными, как нередко происходило у Барта впоследствии. При всей насмешливости Барта, вовсе не сочувствующего героям с их мелкими переживаниями и страстями, все-таки еще ясно чувствуются отголоски реальных конфликтов и подчас нешуточных драм, которые разыгрываются в изображаемом обществе. Как знать, не существеннее ли это, чем неподражаемая отточенность философских парадоксов, подчеркнутая экстравагантность художественных ходов или мрачная, убийственная ирония - своего рода фирменные знаки повествования Барта в пору его писательской зрелости.

Правда, ирония и любовь к парадоксам пронизывали уже и его первые книги. В каком-то отношении Барт неизменен: ни время, ни писательский опыт, по существу, не побудили его к серьезному пересмотру своей литературной позиции. Даже его материал на протяжении десятилетий остается все тем же самым: он пишет о своем родном штате Мэриленд, где сквозь атмосферу провинциального захолустья едва различимы напоминания о героических страницах далекого прошлого, и раз за разом выводит на сцену людей, по существу незначительных и заурядных, но вынашивающих амбициозные замыслы. Однако в итоге персонажи Барта, как правило, безнадежно запутываются в достаточно тривиальных жизненных обстоятельствах. Ситуации, в которые они попадают, отмечены нелепостью, создающей яркий комический эффект, однако для самих героев это, как правило, безвыходные положения. По мере развития событий комизм все явственнее приобретает мрачный, даже зловещий колорит, хотя проза Барта по своему характеру исключает даже возможность действительно драматических кульминаций.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация