- "Где он учился жизни у искусства, - насмехалась надо мной Андромеда, - ибо там, на фресках в ее храме, изображены были все три Горгоны - змееволосые, свинозубые", бу-бу-бу да бу-бу-бу. Я знаю это наизусть. Я остаюсь здесь.
Младой Данай вертел в руках свой прибор.
- Как я слышал, молва гласит, - сказал он, - что после того, как ты в последний раз попользовал Медузу, Афина заново собрала ее, но на сей раз с некоторой разницей: теперь она, наоборот, обращает в плоть камень - вновь раскочегаривает старичье. Вам с папашей не мешало бы на нее поглядеть.
Вслед за его дерзостью за столом воцарилось всеобщее молчание, сменившееся всеобщим облегчением, когда я, не изменившись в голосе, поблагодарил его за сообщение. Если она отказывается сопровождать меня, сказал я на следующий день Андромеде, то пусть дожидается моего возвращения на Серифе с Диктисом в качестве дуэньи: я не желаю, чтобы она путешествовала без провожатых. В ответ она заявила, что сама себе хозяйка и будет поступать так, как захочет. Ну хорошо, ответил на это я, напомнив ей, однако, что и у независимости есть свои пределы; что, учитывая особенности наших нравов и прошлое, чем больше она становится сама себе хозяйкой, тем менее хозяйкой мне.
- Аминь, - произнесла, как принято в Иоппе, Андромеда.
- И я отправился в одиночку, - сказал я Каликсе, - и догадываюсь, что завтра увижу на стене всех нас в зале статуй: ухмыляющегося Даная, вперившихся друг в друга нас с Андромедой, трясущего головой Диктиса, Полидекта, шепелявящего свое N 'A.
Я ошибался, сообщила мне моя художница - не только в завтрашней сцене (которая оставила за очередной колонной все мною только что пересказанное), но также и в природе равенства между полами.
- Я знаю, - вздохнул я, неправильно ее поняв. - Андромеда была права.
- Я имела в виду совсем другое! - Каликса вскочила на свои шустрые колени. - Взгляни, например, на меня: уж не скажешь ли ты, что я нахожусь в зависимости и подчинении? Одна или нет, я иду своим путем; вот почему я не выходила замуж. Ну что, доходит?
- Нет.
Она щелкнула мой бездарно провалившийся член.
- Ей-богу, придется нарисовать тебе картинку. Вместо этого она показала мне на следующий день очередную: меня самого уже за совещанием со скрытой под капюшоном женщиной в храме Афины, прямо под знакомым фризом Горгон; снаружи, у самого входа, пощипывал травку крылатый Пегас.
- Замечательно. -Я всматривался в свою выпуклую партнершу. - Такое сходство…
- Поди разберись - с этаким-то клобуком, - сказала Каликса, - но если это Афина, то, значит, Афина и приносила мне годами инструкции касательно всех этих сцен и в конце концов принесла сюда из пустыни и тебя самого. Со мной она всегда была очень любезна, но никогда не объясняла изображенное.
- Буду рад это сделать: поначалу я принял ее за обычную, себе под стать, просительницу…
Но Каликса напомнила о нашем негласном уговоре:
события после соития. Мы отправились в постель пораньше, на сей раз дела у меня пошли получше, я справно в нее внедрился, хотя ни в пространстве, ни во времени не достиг героических масштабов; меня разбранили как нытика; она зажала меня между своими прелестными ножками и промолвила:
- Афродита - женщина, как и я. Делает ли это меня ей равной?
Ошибка Андромеды, на ее взгляд, проистекала из двусмысленности термина равенство: вот она, Каликса, искренне считала себя во многом превосходящей многих мужчин и женщин…
- Я тоже так думаю.
- Теперь уже не подлизывайся, я не шучу. И уж точно не шутили ее темные глаза; я попробовал было сползти вниз, чтобы, расположившись рядом с ней, нагляднее выразить наше равноправие, но у нее была замечательная хватка.
- Я имею в виду, что они смертны, а ты - нимфа, - безвольно промямлил я.
- Дело не в этом.
Суть заключалась в том, настаивала она, что, вне всякого, по ее мнению, сомнения, сказать "мужчины" или "женщины" - все равно что ничего не сказать. Сама она восхищалась любыми проявлениями совершенства, в чем и где бы их ни находила; по природе она была далека от угодничества, знала, что является незаурядно здравомыслящей, остроумной, толковой, понятливой, храброй - ну и еще несколько прилагательных.
- Очаровательной, - предложил я. - Сексуально изощренной…
Она заткнула мне рот:
- Но мне случается сталкиваться с мужчинами и женщинами, явно во всем этом меня превосходящими, и мне не только не может даже пригрезиться, что я им ровня, я сплошь и рядом предпочитаю их и самой себе, и мне равным. Ты напомнил мне однажды, что ты - легендарный герой, но самому-то тебе никак об этом не вспомнить. Ты всегда был психосексуально слаб или это заслуга Андромеды?
По правде, я хотел ретироваться и, будучи ей под стать по крайней мере мускулами, в этом преуспел. Она усмехнулась и поцеловала меня в предплечье.
- Ни один мужчина не легендарный герой для своей жены, - сказал я. Но Каликса пылко заспорила: точно так же и ни одна женщина не останется для своего мужа нимфой из мечты, полагала она, но истинное совершенство в любой частности должно остаться совершенным, даже и будучи приглушенным сравнением, длительной близостью и несовершенством в прочих частностях. Что постоянство отношений становится для страсти фатальным - возможно, неизбежно, а она предпочитает любить страстно и потому замуж никогда не выйдет; но хотя те, кого она любила, не раз и не два обращались с ней из рук вон плохо, она доподлинно знала, что ее преклонение перед их совершенством неуязвимо.
- Аммон чаще всего - настоящий выродок, - сказала она, - но вели он мне завтра умереть - и я бы это сделала. Я хороша, но он велик. За кого же принимает себя Андромеда?
Мне не хотелось больше выслушивать подобную критику.
- Моим вопросом к Афине, - произнес я, - было: "Кто я такой?" Я принес должные жертвы и взмолился, чтобы она явилась и дала совет, как мне не обратиться в камень. Если существовала некая новая Медуза, пусть и новый Персей будет переснабжен серпом, щитом, сандалиями и всем прочим, дабы себя перепрославить, ее переобезглавив. Теперь спасения жаждала не матушка Даная, а ее сын.
Каликса уютно прильнула ко мне со своего рода нежным раздражением. Я продолжал пересказывать, как, когда я пересказал Афине свои опасения и домыслы, рядом со мной у алтаря появилась молодая женщина с прикрытым капюшоном лицом, которую я счел было обычной, себе под стать, просительницей, пока краем глаза не заметил исходящее от нее сияние - каковое, однако, как и все ее черты, в царившем в храме сумраке скрывал от взгляда ее куколь. И когда она обратилась ко мне: "Твой брат прав: Новая Медуза существует", я понял, что этот голос не принадлежит никому из смертных: ко мне, по своему обыкновению прикинувшись просительницей, явилась Афина. Я напомнил ей, что у меня нет смертной родни, только множество божественно единокровных братьев и сестер вроде нее самой, прижитых Зевсом от множества его соложниц.
