Распахнув дверь, Монтикьяри выглянул на террасу. В окружавшем министерство саду непонятным образом погасли все фонари. От этого лунный свет стал еще более ярким и тревожным. Два или три человека с горящими факелами в руках пробежали по залитым белым светом аллеям. Потом промчался на коне юноша в развевающемся красном плаще. И вот по обеим сторонам центрального балкона стали двое военных в парадной форме и со сверкающими саблями. Вот они вскинули свои сабли к небу. Нет, это не сабли, а фанфары. И серебряный, удивительной красоты трубный глас разнесся и повис, будто арка, над людскими толпами.
Монтикьяри не нужны были никакие пояснения, чтобы понять: это революция, его министерство низложено.
49
НЕПОБЕДИМЫЙ
© Перевод. Т. Воеводина, 2010
Однажды июльским полднем Эрнесто Манарини, 42 лет, преподаватель физики в лицее, проводя летние каникулы в своем загородном доме в Валь-Калига вместе с женой и двумя дочерьми, совершил выдающееся открытие. У него был просторный чердак, и там он оборудовал себе лабораторию, где коротал свои дни, а часто и ночи, захваченный опытами. Учитель жаждал славы изобретателя. За эту страсть над ним трунили домочадцы и сослуживцы, не принимая его всерьез.
В тот день стояла удушливая жара. В доме было пустынно, жена и девочки ушли гулять с друзьями, учитель, по обыкновению, вертел так и сяк новое приспособление собственного изобретения. Таких штуковин он в последние годы сработал немало, впрочем, так и не сумев добиться толку. Вдруг в первом этаже раздался грохот вроде взрыва.
На всякий случай учитель отключил электричество и поспешил вниз. Верно, взорвался газовый баллон на кухне, подумал он. Однако баллон был цел — это он разглядел сквозь густой едкий дым, оставшийся от взрыва. Взрыв явно произошел в стенном шкафу, где Манарини, никогда не ходивший на охоту, держал охотничье ружье с принадлежностями. Дверное окошко и само ружье разлетелись вдребезги, даже углы стен обсыпались. Сомненья не было: по неведомой причине взорвались патроны.
Манарини застыл на несколько минут в изумлении. Потом вдруг принялся беспорядочно прыгать по кухне, вопя, как безумец.
— Вот оно! Вот оно! Моя взяла! — И учитель снова и снова подпрыгивал на обломках штукатурки.
Жена Эвелина по возвращении застала супруга все в той же кухне. В волнении и задумчивости ходил он взад-вперед, не разбирая дороги. Он молча схватил жену за локоть и увлек в укромное место, чтоб девочки не слышали их беседы. Вид у него был таинственный и одновременно торжественный.
— Послушай, Эвелина, — проговорил он в величайшем волнении, — сейчас я сообщу тебе ужасную тайну. Да-да, именно так: ужасную тайну. Настолько ужасную, что не могу хранить ее один. Само собой, об этом не должна знать ни одна живая душа. Ты сейчас сама поймешь, что это так, когда узнаешь, в чем дело. А дело идет о жизни и смерти.
— Господи! — только и выдохнула она, напуганная больше выражением лица мужа, чем его речами.
— Не бойся, родная, — продолжал учитель. — Я просто сделал величайшее открытие. Я придумал аппарат, который может сосредоточивать энергию электрического поля в чем-то вроде луча, и этот луч воспламеняет на расстоянии взрывчатые вещества. Не исключено, что он может вызывать и пожары, но тут я наверняка не знаю, надо проверить. Я изобретал этот аппарат десять лет, тебе и словом не обмолвился. И вот видишь, Господь мне помог. Ну что, что ты так смотришь, Эвелина? Эвелина! Не понимаешь ты, что ли? Я же теперь могу сделаться властелином мира! — задыхался учитель.
— И что ж теперь будет? — не на шутку перепугалась она.
— Да не смотри на меня так! — закричал Манарини. — Думаешь, я псих? Показать тебе, как взрывается? Сейчас покажу!
И он побежал наверх, в спальню, откуда вскоре спустился, неся в руке три пистолетных патрона.
— Не веришь, не веришь, — бормотал он как одержимый, — а вот сейчас проверишь. Положи-ка их подальше в саду, вон у той сосны, отойди и смотри.
Эвелина завороженно проделала все это. Она прошла лужайку и кинула патроны под сосну. Повернувшись к дому, она увидела мужа в окне. Он махал руками: мол, отойди в сторону. Тогда она пошла назад в дом и, примостившись у окна первого этажа, стала ждать.
Хороший он человек, думала она, успокаиваясь. Только вот находит на него иногда. Неужто ему и в голову не пришло, что патроны взорвались от жары, да и только?
Пах! Папах! — прервали ее размышления три сухих взрыва, из которых последние два прозвучали почти одновременно. Будто и не случилось ничего: легкий дымок серел под сосной, да сухая ветка обломилась. Но мысли неслись с мучительной скоростью, а сердце бешено колотилось.
«Как же теперь-то? — спрашивала себя Эвелина, ощущая смутно, что спокойной жизни пришел конец. — Что он будет делать? Расскажет секрет? Кому? Военным? А вдруг они его арестуют, чтоб никто больше не узнал? Господи, ужас-то какой!»
— Мама! Мама! — Это звала дочь Паола из гостиной. — Что там случилось? Вроде стреляли.
Эвелина с усилием овладела собой и ответила безразлично:
— Охотник, наверно. По воскресеньям их тут наезжает…
— Опять этот Манарини! — поморщился начальник Генерального штаба, выслушав донесение адъютанта. — Что ему угодно, можете вы мне объяснить? Сорок раз говорил: разбирайтесь с ним сами, как знаете. Чтоб больше я о нем не слышал. И потом, как он здесь вообще очутился? Кто его пропустил?
— Вот, ваше превосходительство! Пропуск. Подписан заместителем начальника Фантоном.
— Каким еще, к черту, Фантоном?
— Заместителем по подготовке личного состава.
— Нет, вы слыхали! — взорвался генерал. — Не сегодня-завтра война, Европа воюет, враг, так сказать, у ворот. Все разваливается ко всем чертям! И чем, по-вашему, я должен заниматься? Каким-то там Манарини! Да я голову даю на отсечение, ему надо сынка от армии освободить — и вся недолга.
— Он уверяет, что речь идет о деле государственной важности — именно так он говорит, — повторил адъютант. — Он говорит, что в этом деле нельзя терять ни минуты. И еще он хочет поговорить с вами без свидетелей.
— Минуты нельзя терять! — пристукнул кулаком по столу начальник штаба. — Ну что ж, пускай войдет, раз он такой торопыга! — неожиданно согласился генерал.
Манарини вошел. Генерал даже не поднял глаза от бумаг.
— Так вы и есть Манарини? — проговорил он, глядя в стол.
— Именно так.
— Ну, и что вам угодно?
Манарини откашлялся. Он был взволнован.
— Ваше превосходительство! — наконец выговорил он. — Ваше превосходительство! Я вполне сознаю всю дерзость моего шага, но я счел долгом совершить его, поскольку, ввиду возможного нападения противника… В общем, я считаю своим долгом…
— Так он добровольцем, — сообразил вдруг генерал, — добровольцем собрался? И вы явились за этим ко мне?! — зарычал он на незваного посетителя.
