Путешественники снова двинулись в путь. Лицо у Анны было напряженное, она молчала. Значит, была на пределе. Они подошли к большой сверкающей вывеске дневной гостиницы. От входа вниз вела лестница. И опять никого у дверей.
Спустившись, путники даже растерялись: под табличкой «душевые» перед двумя окошками стояли длиннющие очереди. Те, кто уже получил билетик, сидели и ждали, тихо переговариваясь.
В одном окошке обслуживали мужчин, в другом — женщин.
— Господи, — вздохнула Анна, — у меня уже нет сил!
— Потерпи, — подбодрил ее Антонио. — Тут хотя бы прохладнее. А потом, Бог даст, найдем какую-нибудь гостиницу.
И они заняли каждый свою очередь.
Из коридора, в котором располагались душевые, валил пар, и воздух в вестибюле был горячий и влажный. Очередь разглядывала пришельцев, в особенности Анну; люди начали перешептываться. Никто ни разу не улыбнулся.
Женская очередь шла быстрее. Через полчаса Антонио увидел, что Анна наклонилась к окошку, протянув сто лир.
В этот момент тихая перебранка между соседом по очереди и служащим в окошке привлекла его внимание. У служащего не было сдачи. У посетителя не было мелочи.
— Отойдите от окна и пропустите других, — сказал служащий.
Они спорили приглушенными голосами, словно боялись привлечь к себе внимание. Наконец человек, ворча, отошел в сторону и пропустил вперед Антонио.
Тут только молодой человек заметил, что у Анны тоже что-то не ладится. Она раскраснелась и, тяжело дыша, рылась в сумочке.
— Ты что, деньги потеряла? — окликнул он ее.
— Да нет, тут документы требуют. Не могу найти…
— Вам чего? — спросил кассир у Антонио. — Душ? Восемьдесят лир.
— А что, нужен еще паспорт?
— Разумеется. — На лице кассира промелькнула неопределенная улыбка.
Антонио вынул удостоверение, и служащий переписал его данные.
Тем временем женская очередь застопорилась; поднялся недовольный гул. Из окошка раздался резкий голос:
— Барышня, если у вас нет документов, отойдите, не мешайте.
— Но мне нехорошо, мне необходимо принять душ, — устало улыбнулась Анна, надеясь разжалобить кассиршу. — Вот тут рядом есть господин, он меня знает, и у него есть удостоверение.
— Вы отрываете меня от работы, — сухо заявила женщина в окошке. — Будьте добры…
Антонио аккуратно потянул подругу за руку, но Анна не сдержалась и закричала:
— Да что у вас тут за порядки такие! Прямо как в тюрьме!
Ее громкий голос вывел всех из оцепенения. Люди повернули к ней недоумевающие лица и с жаром принялись обсуждать.
— Этого только не хватало, — урезонивал ее Антонио. — Что теперь делать будем?
— А я откуда знаю? — едва не плача огрызнулась Анна. — В этой дыре даже помыться нельзя… Тебе-то хоть дали билет?
— Дали… Посмотрим, может, тебя по нему пустят.
Они подошли к контролеру, стоявшему у входа в душевые и приглушенно вызывавшему посетителей из очереди.
— Не откажите в любезности, — сказал Антонио с мольбой в голосе, — я купил билет, но уже не успеваю. Можно по нему пройдет эта девушка?
— Отчего ж нельзя, — ответила билетерша. — Обратитесь в окошко рекламаций и зарегистрируйте ваше удостоверение.
— Послушайте, я вас очень прошу, — взмолилась Анна. — Я не могу найти документы… Разрешите мне так пройти. Мне нехорошо. И ноги опухли.
— Не могу я вас пропустить, дорогуша. А ну как кто заметит, тогда неприятностей не миновать.
— Пошли отсюда, — сказал Антонио, потеряв терпение. — Ну их, не баня, а казарма какая-то.
Все взгляды снова устремились на молодых людей, и пока они проходили по коридору и поднимались по лестнице, стояла тишина.
— Пошли сядем куда-нибудь, я больше не могу, — попросила Анна. — Даже ступать больно… Может, скверик какой найдем?
Улица упиралась в городской парк, издалека казавшийся безлюдным. На самом деле все затененные скамейки были заняты, и лишь одна, наполовину заслоненная от солнца веткой, оставалась пуста. Анна в изнеможении опустилась на нее и скинула туфли. Вокруг, не замолкая ни на минуту, стрекотали цикады, летала пыль, палило солнце.
Неподалеку посреди парковой площади бил фонтан. Там царило оживление, хотя от солнца укрыться было негде. Взрослые — мужчины и женщины — сидели на бортике, опустив руки в воду. В середине водоема плескались и визжали полуголые детишки. Они пускали кораблики, барахтались, брызгались, ныряли прямо в одежде, не обращая внимания на окрики взрослых.
Марево над городом становилось гуще — вероятно, это были гнилые испарения рисовых плантаций. Дымка не пропускала солнечных лучей, но духота и жара от этого не спадали.
— Смотри-ка, там вода… — встрепенулась Анна. — Подожди, я сейчас.
И прежде чем Антонио успел ее удержать, она вскочила, сбросила туфли и пошла к фонтану.
— Можно? — спросила она с улыбкой и, подобрав юбку, проворно перешагнула через бортик. — Какое блаженство! — крикнула она Антонио, который, взяв туфли и чемодан, поплелся за ней.
Оцепеневшие от жары люди перестали смотреть на воду и стали разглядывать красивую девушку. Они оживились, завертели головами, начали переговариваться. Потом кто-то категорично произнес:
— Барышня, выйдите, пожалуйста, из фонтана. Это только для детей.
Голос принадлежал решительной даме лет сорока. Но Анна не услышала ее слов, опьяненная сверкающей водой, оглушенная детскими криками.
— Барышня! — повторила дама, повысив голос. — В этот фонтан нельзя входить взрослым. Он для детей.
Остальные женщины закивали в знак согласия.
Анна удивленно оглянулась, продолжая смеяться.
— Ну и что, что для детей? Мне только немного освежиться, если вы не возражаете, — сказала она приветливо и шагнула в середину водоема, туда, где глубже.
Женщина с остренькой лисьей мордочкой замахала на нее руками.
— Это для детей, только для детей! Вы слышите? — закричала она.
Другие ее поддержали:
— Выходите! Прочь от фонтана! Это детский фонтан!
Даже малыши, поначалу не обращавшие на крики никакого внимания, перестали играть и уставились на девушку. Казалось, они чего-то ждут.
— Вылезайте! Здесь нельзя! Убирайтесь отсюда! — кричали люди.
Анна была уже в самом центре водоема, в гуще детей. Вода доходила ей до колен. Услышав, что ей опять кричат, она повернула голову, но почему-то не заметила, как изменились лица окружавших фонтан женщин: они сделались красными, потными, губы гневно сжались. Анна не увидела лиц и потому не испугалась.
