– Как вы себя чувствуете? – спросил я.
– Никак, – процедила сквозь сжатые губы Ирина Эдуардовна, – я ничего не чувствую, только слабость. И сердце болит…
Организовав переноску Ирины Эдуардовны в медпункт, я занялся ею более подробно. Расспросил, осмотрел, дважды измерил давление. Вроде бы ничего страшного, но помимо слабости моя пациентка жаловалась на боли в груди слева. Не тот, конечно, возраст для инфаркта, скорее всего это эмоциональное, но проверить надо. Я решил снять кардиограмму. Ольга только успела подкатить столик с кардиографом, как Ирину Эдуардовну вырвало, хорошо что не на себя, а на пол – успела повернуть голову. Пока Ольга ликвидировала последствия, я, чтобы не терять время зря, наложил электроды и снял кардиограмму.
Кардиограмма неожиданно оказалась «плохой» с признаками острой ишемии миокарда в нижних отделах. Боль, на которую жаловалась моя пациентка, оказывается, имела причину, причем – серьезную.
Возраст, конечно, не «инфарктный» – молодой возраст, но разве в медицине не бывает исключений? Да сколько угодно! И потом ряд противозачаточных препаратов повышает свертываемость крови – вот вам и закупорка сосуда тромбом.
– Как моя кардиограмма? – вялым страдальческим голосом спросила Ирина Эдуардовна.
– Все в порядке! – бодро ответил я, освобождая ее от электродов.
Кардиограмму я нарочито небрежно положил на аппарат – ничего, мол, особенного.
Еще раз перемерил давление, пощупал пульс. Вроде бы ничего – не ухудшается.
– У вас хронических заболеваний нет, Ирина Эдуардовна?
– Гайморит есть.
– А диабета, случайно, нет?
При сахарном диабете могут быть «молодые» инфаркты.
– Диабета нет и не было никогда.
– А противозачаточные таблетки вы пьете?
– О, какие интимные вопросы! – удивилась Ирина Эдуардовна. – Что за интерес, Сергей Юрьевич?
– Видите ли, длительный прием некоторых контрацептивов вызывает подобные приступы, потому я и спросил.
– Не пью, у меня спираль стоит. От спирали, я надеюсь, приступов не бывает?
– Не бывает. – Я слегка смутился. – А как вы вообще себя чувствуете? Слабость сохраняется?
– Сохраняется. Голова кружится… А может, это отравление? Неспроста же меня вырвало. Хотя я ничего такого не ела… Съела на завтрак несколько крекеров с чаем…
– Рвота бывает не только при отравлении, – заметил я. – А что вы скажете, если я предложу вам госпитализацию?
– Что – все так плохо? – ахнула Ирина Эдуардовна. – Зачем мне госпитализация? Я же просто понервничала… Все так зло на меня набросились, а я ведь ничего такого не сказала…
– Не надо об этом, – попросил я, испугавшись, что Ирина Эдуардовна выдаст новый приступ.
Минут пять, если не десять, мы обсуждали преимущества и недостатки госпитализации. Я больше напирал на удобство полного обследования в стационаре, а Ирина Эдуардовна уверяла меня, что обследоваться она может и амбулаторно.
– Лучше несколько раз сходить в поликлинику, чем валяться на сквозняке в коридоре на продавленной койке. Знаю я эти больницы!
К соглашению мы так и не пришли. Я уже хотел вызвать «скорую помощь», может, приехавшей бригаде удастся уговорить строптивую Ирину Эдуардовну, но тут Ольга посмотрела кардиограмму и начала разматывать электроды.
– И так все ясно, но лучше переснять для порядка, – пояснила она в ответ на мой вопросительный взгляд. – А то покажет Ирина Эдуардовна эту пленку какому-нибудь деятелю от медицины…
– Переснять не мешало бы, – согласился я. – А разве я перепутал электроды?
– Классика жанра, – Ольга протянула мне кардиограмму, – если поменять местами провода на левой руке и левой ноге, то первое и второе отведения меняются местами, а третье отведение окажется перевернутым. Вот, смотрите зубцы «пэ» и «тэ» – отрицательны.
Я порадовался, что не успел вызвать «скорую помощь». Вот бы был позор! Слух обо мне пошел бы по всей Москве…
Мы пересняли кардиограмму, на сей раз ничего не перепутав, и отпустили Ирину Эдуардовну восвояси с наказом не принимать все так близко к сердцу и, вообще, по возможности избегать эмоциональных дискуссий. Обрадованная тем, что вопрос о госпитализации отпал, Ирина Эдуардовна заверила нас, что будет умницей а на прощание очень тепло и как-то проникновенно пожала мне руку. Неужели я вел себя так, что дал ей повод заподозрить?.. Нет, наверное, это просто обычная вежливость.
Пожарная инспекция
– Сергей Юрьевич, есть срочное дело!
Ради этого срочного дела Марина явилась ко мне в медпункт собственной персоной. Наверное, и впрямь что-то чрезвычайное.
– Вячеслава Андреевича скрутил радикулит, Анатолий Николаевич уехал ругаться к поставщикам канцелярии, а к нам пришли пожарники…
– Пожарные, – машинально поправил я.
– Пожарные, – повторила Марина. – Какие-то очень недружелюбные. Чай пить отказались, намерены обойти всю гимназию, причем хотят не только с директором, но и с ответственным за пожарную безопасность. А у нас Андреич с радикулитом, а Анатолий Николаевич…
– …уехал ругаться с поставщиками канцелярии.
– Поэтому Эмилия Леонардовна назначила вас временно исполняющим обязанности ответственного за пожарную безопасность. Приказ я напечатала. Пойдемте, Сергей Юрьевич…
– Вообще-то до первого апреля еще неделя. – Я подумал, что Марина меня разыгрывает.
– Я в курсе, – вздохнула она. – К сожалению, это не шутки. Татьяна, если что – звоните Сергею Юрьевичу на мобильный.
– Хорошо, – кивнула Таня.
– Пойдемте. – Марина открыла дверь и обернулась ко мне. – Проверяющие не любят долго ждать…
– А почему меня? – спросил я, когда мы шли по коридору.
– А кого еще? – вопросом на вопрос ответила Марина. – Педагогов с уроков срывать? Или Юрия от плиты? Ты у нас единственный подходящий бездельник.
– Спасибо, – буркнул я.
В приемной Марина вручила мне простенький блокнот.
– Для записи ценных указаний, – сказала она.
Я сунул блокнот в карман халата и без стука вошел в директорский кабинет.
– Вот и наш ответственный! Знакомьтесь – Сергей Юрьевич Коновалов.
– Владимир Ильич.
– Борис Николаевич. «Ленин и Ельцин», – усмехнулся я. Владимир Ильич имел майорские погоны, лысину и объемистое пузо. Борис Николаевич – капитанские погоны и шрам на левой щеке. Шрам был тонкий, ровный и довольно длинный, не иначе как ножом полоснули. Борис Николаевич держал в правой руке черную кожаную папку на молнии.
– Пойдемте! – распорядился Владимир Ильич, но вместо того, чтобы направиться к двери, подошел к окну и поманил меня пальцем. Я подошел и выглянул во двор.
