Мазурский пришел через три дня, уселся напротив, вздохнул и спросил:
– Как вы здесь живете? Не город, а помойная яма.
Коренной жительницей Тьмутаракани была жена Мазурского, сам он родился и вырос на Дальнем Востоке.
– Наше отношение к действительности зависит не от того, что мы видим, а от того, что мы хотим увидеть, – сказал Марат. – Пусть даже и подсознательно.
– Навряд ли. – В подтверждение своих слов Мазурский помотал лысой головой. – Если бы все зависело от наших желаний, этот мир не был бы таким поганым!
Дискуссия продолжалась около часа. Затем Мазурский посмотрел на часы и спохватился:
– Сколько я у вас времени отнял, Марат Тимурович!
– Времени у меня много. – Марат сказал правду – летом, в сезон отпусков, нагрузка была не особо большой. – Так что всегда рад вас видеть.
Мазурский стал «заглядывать на огонек» раз-два в неделю, когда позволяла «работа». Анестезиологом в городскую больницу его не взяли, мотаться на работу в Москву он сам не хотел, поэтому подался в бомбилы. Сыграло роль и то, что после четвертьвековой военной службы Мазурскому хотелось пожить без начальников. Конечно, хорошего дохода «бомбежка» не давала, но в качестве подспорья к пенсии полностью оправдывала надежды.
Как только разговор съезжал на поведение жены (а благодаря стараниям Марата, ненавязчиво подталкивающего Мазурского к «больной» теме, случалось это нередко), собеседник сразу же выходил из себя. Не слишком бурно (сказывалось назначенное лечение), но заметно. Логика начинала отказывать, как глобально, так и в мелочах. Марат, симулируя желание «помочь разобраться», искренне наслаждался умозаключениями Мазурского и описанием способов, которые тот придумывал для того, чтобы вывести «распутницу» на чистую воду. Способы, впрочем, оригинальностью не отличались: неуклюжие попытки подкупа коллег («распутница» работала библиотекарем в школе), слежка (можно подумать, что в шляпе и темных очках Мазурский становился неузнаваем), прослушивание телефонных разговоров по параллельному аппарату. Куда более забавными были суждения неисправимого ревнивца.
– Для того чтобы коллектив ее покрывал, она обслужила всех без исключения! Связала их круговой порукой! – горячился Мазурский.
– Как?! Даже женщин?! – артистично «ужасался» Марат.
– Женщинам она заказывала мужиков по телефону, – объяснял Мазурский.
– Но это же стоит безумных денег!
– Теперь вы понимаете, куда уходят деньги, которые я приношу домой? – Мазурский любовно пялился в окно на свою «кормилицу», сильно подержанную «девятку». – Если бы не весь этот разврат, Марат Тимурович, я бы давно на «бэхе» ездил.
Или же было так.
– Я провел ее от работы до дверей мобильного салона. Они сплошь увешаны рекламой, поэтому издалека мне не было видно, что происходит внутри. Ну а близко подойти я не рискнул. Но что интересно – стоило ей зайти, как один из продавцов сразу же вышел на улицу и демонстративно так закурил сигарету. Прямо как в кино, напоказ.
– Ну и что, Илья Сергеевич?
– Это был знак, что все желающие могут заходить и смотреть на то, как моя блядь ублажает другого продавца!
– Не может быть! – Тут и притворяться не пришлось. Марат еще мог предположить секс с продавцом, но не секс-шоу напоказ толпе.
– А как вы думаете, Марат Тимурович, за счет чего существуют все эти мобильные салоны? На что они живут? Их же развелось как собак нерезаных – на каждого жителя по две штуки! Вот и приходится им изыскивать варианты.
Если же супруга предпринимала робкие попытки к сближению, Мазурский немедленно постигал ее коварство. Постигал и разоблачал.
– Надела кружевное белье, ну, чтоб я не сомневался в том, кто она есть, – и давай ко мне ластиться. «Илюша, а помнишь...» – а сама только на часы смотрит...
– При чем тут часы? – сразу же уточнял Марат, не давая собеседнику перескочить с одной мысли на другую.
– Как при чем?! – Мазурский исступленно тер ладонью глянцевое темя, помогая обрывкам мыслей выстроиться по порядку. – Ей же надо было, чтобы я обессилел и заснул. Чтобы она смогла на ночь глядя удрать к своему очередному любовнику.
– Но не проще ли было усыпить вас при помощи снотворного?
– На снотворное нужен рецепт. – Мазурский смущенно улыбался, словно стесняясь того, что приходится объяснять коллеге-врачу столь очевидные вещи, – а рецепт – это улика. Эта стерва не оставляет улик! Никаких! И никогда не сознается! Хоть к стенке ее припирай – будет стоять на своем!
– Но если мы допустим, что она ни в чем не виновата перед вами... – начинал Марат, но договорить ему не удавалось.
– Она виновата передо мной самим фактом своего существования! – орал Мазурский. – Женись я на скромной, приличной женщине, вся моя жизнь сложилась бы иначе! Я бы, может, до заместителя начальника Главного военно-медицинского управления дослужился бы!
Будучи человеком скромным и объективным, на пост начальника Главного военно-медицинского управления Мазурский не претендовал. Знал предел своим возможностям.
Разве можно было глушить таблетками такого интересного человека? Только так, самую малость, для поддержания знакомства.
Когда Мазурский начал утомлять, Марат решил «обострить» его и понаблюдать за последствиями. Масла в огонь подлил красиво, не без помощи сказок «Тысяча и одной ночи». Во время очередной встречи потянулся к заблаговременно положенной на край стола книге и с выражением прочел Мазурскому отрывок, повествующий о том, как царь с братом ублажали женщину, которую ифрит из ревности держал в сундуке.
– «Этот ифрит меня похитил в ночь моей свадьбы и положил меня в ларец, а ларец – в сундук, – немного нараспев читал Марат, серьезный снаружи и смеющийся в душе. – Он навесил на сундук семь блестящих замков и опустил меня на дно ревущего моря, где бьются волны, но не знал он, что если женщина чего-нибудь захочет, то её не одолеет никто...»
Судя по жадному интересу, сверкавшему в глазах Мазурского, тот не был знаком с творчеством Шахерезады.
– Знаете, к какой мысли хочу я вас подвести, Илья Сергеевич? – проникновенно спросил Марат, захлопнув книгу. – К тому, что незачем вам так себя мучить – все равно вы не сможете помешать вашей жене вести себя так, как ей заблагорассудится. Только еще больше себя на посмешище выставите, добьетесь, что не только у нас на вас все пальцем показывать станут, но и в Москве. Слухи – они, как известно, распространяются со скоростью звука.
Он расчетливо бил в самое больное место – Мазурский был зациклен на общественном мнении. Он привык всю свою жизнь сверять с тем, что скажут или подумают о нем окружающие. Применительно к Мазурскому Марат называл эту черту характера «синдромом военного городка».
Эффект от «литературного вечера» превзошел самые смелые ожидания Марата. В первую же ночь Мазурский задушил жену подушкой, задушил тихо, без шума и пыли, так, чтобы не разбудить спавшего за стенкой младшего сына, а затем ласточкой выпорхнул в окно, пробив своей лысой башкой крышу соседского «Опеля», злодейски припаркованного на газоне. Молодец мужик – и жил ярко, и умер напоказ.
