– А… гениальный композитор! Он слишком темный для меня… Действует на нервы… Что это за публика? – огляделась Зяблик.
– Обычно одни и те же люди. Средний класс московской элиты. Более крупные люди встречаются редко. Изображать из себя публику для посольских отчетов мне тоже давно надоело. Дипломатия утратила свой лоск.
– Тут дует, а я без трусов! Пошли работать! – Зяблик фамильярно подтолкнула меня в бок.
038.0
<ПОСОЛ>
У входа в главный зал стоял Посол. Он – как это принято – пожимал руки и говорил несколько слов приветствия. Мы встали в очередь. Посол выглядел как ряженый. Было видно, что он не умеет носить пиджак. Галстук его сбился на сторону. Он махал руками и все преувеличивал. Так ведут себя латиноамериканские послы. Я заметил, стоя в очереди, что у Посла яркие, слегка выпуклые глаза, какие бывают у людей Средиземноморья, от испанцев до израильтян. Небольшая рыжеватая борода, усы и кудрявые волосы. К нему подлетела какая-то взбалмошная маленькая женщина с черными, тоже выпуклыми глазами, что-то сказала на ухо и отлетела, когда он ей быстро кивнул. Впоследствии мне казалось странным, что Посол вел себя тогда так неловко – ведь он не в первый раз на земле, да и вообще большой начальник…
Русская сторона тщательнее обычного подготовилась к знакомству с новым послом. Люди пришли на порядок выше, и от этого все было ярче, но суше. Были министры, космонавты, депутаты, знаковые деятели культуры. В толпе я разглядел Куроедова. Был там и министр Виноградов.
Я представился. Представил Зяблика как подругу.
Посол сказал:
– Я рад, что вы пришли. Надо будет как-нибудь поговорить…
– С удовольствием.
– После приема? У вас есть время?
– Мы не торопимся, – сказал я.
– Акимуды, – сказала Зяблик, – меня уже волнуют. Я не знаю почему, но я волнуюсь.
– Вот и отлично, – улыбнулся Посол и обратился к следующим гостям.
Мы взяли по виски.
– Перейдем на «ты», – предложила Зяблик, – для правдоподобия.
– Мы уже перешли. Не заметила?
– Как он тебе?
– Посол как посол, – сказал я.
– Нет, – сказала Зяблик. – Космический идеалист.
У меня от прикосновения его руки встали дыбом волосы.
– Ты что! – не поверил я.
Мы остановились у окна. По залу проталкивались два известных священника в рясах вместе с косматым мракобесным писателем, любящим, впрочем, Лондон.
– Ты думаешь, Посол не поймет, что ты хочешь его соблазнить? Судя по тому, что о нем говорит Куроедов, он должен читать мысли.
– Пусть читает. Мужчины ловятся на другом. Спроси самого себя: почему я тебя уже соблазнила?
Я посмотрел на нее с нескрываемым восхищением.
039.0
– Я недавно смотрел передачу с вашим участием о роли Церкви. – Когда гости разошлись, Посол пригласил нас с Зябликом выпить чая за журнальным столиком. – Вас спросили, чьи интересы в первую очередь должна защищать Церковь. И что вы ответили?
– Церковь должна в первую очередь защищать интересы Бога.
Посол рассмеялся, довольный.
– Ну да, – продолжал я, – именно этим она должна отличаться.
– Интересы Бога! Но Церковь, по-моему, занимается всем чем угодно, только не защищает Его интересы.
Это прозвучало не слишком дипломатично. В словах Посла я услышал далекий рокот каких-то существенных споров.
– Вы знаете, с кем бы я хотел познакомиться? Я пригласил его на прием, но он не пришел. Академик Лядов.
Я слышал, что он ваш друг.
Я стал нахваливать Лядова.
– А чем он так знаменит?
– По-моему, он близок к разгадке природы человека.
– Я слышал, что он изобрел карту бессмертия.
Я с удивлением посмотрел на Посла. Он сказал об этом почти что робко. Как будто он боялся меня спугнуть.
– Откуда вы знаете об этой карте? – задал я, в сущности, нелепый вопрос.
– Мы на Акимудах ею интересуемся, – невозмутимо ответил Посол.
У них, однако, в самом деле неясно, что они знают, а что нет.
– Как? Весть о карте бессмертия достигла Акимуд?
– Если честно, это одна из причин, почему я приехал сюда.
– Почему?
– Это изобретение опаснее ядерного оружия.
…Через час мы с Зябликом, распрощавшись с Послом, сели в машину.
– На Студенческую, – сказал я водителю.
– Ему интересно с тобой, – сказала Зяблик.
– Извини, но с тобой он вообще не говорил.
– Мне нравятся лаконичные мужчины, – усмехнулась Зяблик.
– Но с соблазнением не очень-то получилось.
Она промолчала. Потом, хитро посмотрев мне в глаза, сказала:
– Мы завтра обедаем с Послом в три часа дня в ресторане «Пушкин».
– Что? – Я даже подпрыгнул на заднем сиденье. – Как это тебе удалось?
Она засмеялась:
– Как это ему удалось?
040.0
<НОЧНОЕ СВИДАНИЕ>
– Знаешь, – сказала Зяблик, входя в свою квартиру, – ты, наверное, думаешь, что я алкоголичка и эротоманка?
– Совсем я так не думаю!
– А зря! – Она мельком посмотрела на себя в зеркало. – Снимай ботинки!
– Дашь тапочки?
– Тапочки тебе не понадобятся. И отпусти водителя.
Он тебе тоже не понадобится. Ты что, хочешь пить?
041.0
<НЕЗДОРОВОЕ ЗДОРОВЬЕ>
Мама Зяблика всегда хотела видеть Зяблика больной и усталой. Тогда в мире все было бы в порядке. Она от Зяблика ждала жалоб. Когда жалоб не было, она подозревала Зяблика в скрытности и обмане. Жизнь – это форма обманывать болезни. Трусость – знак мещанской храбрости. Боишься – значит живешь. Салфетка, спущенная на экран погашенного телевизора, – борьба с радиацией.
– Зябличек, как ты себя, доченька, чувствуешь?
– Все хорошо, муся!
– Ты меня не обманываешь?
Протекающий толчок важнее цунами в Индонезии.
– У нас в доме культивировалось нездоровое здоровье, – рассмеялась Зяблик.
042.0
<ЗЯБЛИК>
– Когда мне было шесть лет, – сказала Зяблик на кухне, – моя сестра Лизавета и ее подружка, обе мегаразвратные, стянули с меня трусы и занялись кунилингусом. Мне было приятно. С тех пор я регулярно занимаюсь онанизмом. Фактически, с детского сада. Зачем я тебе это говорю? Я никому об этом не говорила. – Она опять рассмеялась.
