– Если в тысяча восемьсот двадцать пятом году кучка избранных задумала перевернуть Россию, то ныне пятьдесят топ-менеджеров способны наконец-то это осуществить, – настаивал Денис.
– Съесть-то они съедят, а вдруг им дадут? – балагурил Марк Гарбер.
– Поделитесь щедро друг с другом своей веселой случайной жизнью – мы умираем со смеху! – благодарил Акимуд с веселыми пьяными глазами, стоя в дверях в половине четвертого утра. – Какие они замечательные, ваши гости! А давайте еще один посошок!
073.0
<ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ АКИМУДЫ>
– Вот что, – сказал Главный своим людям, – мы его похитим, этого Посла Акимуд. Похитим. Изолируем. И будем держать его взаперти до тех пор, пока он не признается, где его чертовы Акимуды и зачем он сюда приехал.
– Можно все проблемы слить на Акимуды, – сказали Главному его люди.
– Так и сделайте, – кивнул Главный.
Вечером по главным каналам прошла информация о том, что Акимуды – опасная страна. Посольство Акимуд в Москве занимается деятельностью, несовместимой с дипломатической миссией.
– А может, на место Посла поставить своего человека?
Двойника?
– Идея, – одобрил Главный.
Неожиданно в кабинете Главного раздался вежливый голос Посла с потолка:
– Не делайте этого!
074.0
<ЗАПАД И АКИМУДЫ>
– Какой девиз у вашей страны? – спросил Джон, посол США в Москве.
Как все выдающиеся послы мира, он держался подчеркнуто скромно, но сотрудников посольства держал в ежовых руковицах. Он имел очаровательную улыбку, был чуть-чуть похож на опереточного героя. Послы вообще всегда на кого-то похожи. Кто на Чарли Чаплина в пожилом возрасте, кто на Трех мушкетеров. Поначалу, как и другие послы великих стран, Джон не замечал Посла Акимуд, держал его за мелкого африканского дипломата, гонца банановой республики. Но постепенно ЦРУ зашевелилось.
Был сделал доклад в Белом доме. Президент США спросил:
– Почему они приехали не к нам?
Глава ЦРУ пожал пожилыми, хотя и крепкими плечами:
– Они хотят помочь России вернуться к статусу сверхдержавы, восстановить баланс сил как на земле, так и в космосе.
– Так кто же они? – В голосе президента США зазвучала нервозность.
– Они поддерживают порядок на земле.
– До сих пор я думал, что это наша прерогатива, – заметил президент США.
Под сенью ревности и зависти к России прошли эти переговоры. По команде из Белого дома Джон поехал в посольство Акимуд для знакомства.
– Девиз? – переспросил Посол Акимуд. – Наш девиз: мы – утки.
Джон улыбнулся:
– Немного напоминает русские ценности.
– В любом случае, мы сюда приехали не зря.
Посол смотрел на американского коллегу с интересом. Они с Марлин считались идеальной парой. Она во всем всегда помогала ему. У них трое сыновей. Уже взрослые. Марлин скоро станет бабушкой. Когда они поженились, это были самые счастливые люди на свете. Четырнадцать лет, с первого года после свадьбы, Марлин под предлогом любви к французскому искусству регулярно ездила в Париж, где у нее был регулярный финский любовник. Она страстно любила его. Она никому не признавалась в этой любви, но однажды, выпив в резиденции, она почему-то сказала об этом мне, а потом задумалась:
– Why?
075.0
<ЖИТИЕ ВЕНЕРЫ МЫТИЩИНСКОЙ>
– Конечно, нам понадобятся мученики, – сказал Посол. – Но ненадолго. Прошлый раз это заняло три века.
В этот раз, надеюсь, все будет быстрее.
– Зачем тебе мученики? – спросила Зяблик. – Неужели нельзя без них?
– Церковь строится на крови. Это надежный цемент.
– Ты послушай, что он говорит! – обратилась ко мне Зяблик. – Может, на этот раз создать религию на сперме?
– От спермы рождаются дети, а не религии, – отмахнулся от нее Посол.
– Да ну вас всех к черту! – возмутилась Зяблик. – Давайте лучше проедемся по России. Куроедов приглашает!
– А куда поедем? – спросил я.
– Я хочу в Эрмитаж, – сказал Посол. – Я люблю искусство.
– Эрмитаж – это еще не Россия, – сказала Зяблик. – Поедем в какой-нибудь старый русский город. Погрузимся с Послом в пьянство, – предложила мне Зяблик.
Мы взяли посольский «мерседес» и отправились. Мы даже картой не запаслись. Поехали куда глаза глядят. Ехали целый день. Ехали через дремучие леса. Ехали через поселки городского типа с отваливающимися балконами. Останавливались по дороге, чтобы съесть щей и выпить водки. Шел снег – мы ехали дальше. В гостинице мы сняли номер люкс старого советского образца.
Кто путешествовал по России, тот знает, о чем я говорю. Это две комнаты с тяжелыми занавесями и спертым воздухом, люстры с висюльками, ванная с мелким белым кафелем и дешевой сантехникой. Мыться под душем рискованно. То кипяток летит, то ледяная вода. Зяблик, тем не менее, приняла душ и вышла в халате. Я со своей любимой разместился в спальне; Акимуду достался раскладной диван в гостиной. Почему мы не взяли два номера, я не знаю. Мы сели за журнальный столик и стали пить виски.
Когда мы выпили три бутылки, ничем не закусывая, у меня все запрыгало перед глазами. Началось с того, что в комнате оказалась Катькина мать. Она стояла перед нами и совестилась. В одной руке у нее была скрипка, в другой – половая тряпка. Неожиданно она запустила скрипкой в окно, упала на колени и принялась мыть пол. В глазах у нее стояли крупные слезы.
– Если бы не я, она бы сейчас торговала помидорами на базаре в Керчи! – подняв голову, с гордым видом заявила она. – Не бей ее!
Катька резко сократилась в размерах, с подоконника соскочил ее отец в военных штанах и в белой майке. Он замахнулся на нее, и тут же в его руке появился ремень, которым он принялся пороть, но не Катьку, а ее сестру Лизавету, пинком под сраку отбросив ее на диван. Он порол ее с таким остервенением, что, казалось, запорет насмерть.
– Ничего, – говорил отец, – до двенадцати поживешь, в восемнадцать вылечим!
– У них слова никогда не имели никакого значения, – комментировала происходящее повзрослевшая Зяблик.
Мать завыла. Отца в мундире несли в Крыму хоронить. Прилетел какой-то родственник из КГБ, с красивой прической. На поминках сказал, что отца отравили, а написали – инсульт. Сослуживцы! Кто-то хотел занять его место. Майор! Ракетно-химические войска. Голова матери в номере люкс стала прозрачной, как аквариум. Вместо рыбок там были водоросли; они шевелились. В музыкальной школе она мыла пол. Зяблик с Лизаветой стояли в Мытищах перед пустым холодильником.
– Ты – посольский сынок, – бросила мне в лицо Катька, – а мы дрались из-за куска хлеба. У нас башка кружилась от голода. Но отец меня никогда не порол. Ее порол, а меня ни разу.
