Поэтому Сергей Минаев сказал, что положительного героя создать из чиновника нельзя, так как у среднего чиновника на руке часы стоимостью в 100 тысяч долларов — так что какой уж тут героизм. Путин и тут согласился. Но часов не показал.
Поэтому Павел Санаев успел удивиться, как же у нас в Интернете есть сайты, где торгуют наркотиками — и никто с этим не борется. И здесь Путин огорчился вместе с Санаевым.
В общем, все поговорили от души, кроме Германа Садулаева и Алисы Ганиевой, которым слова не досталось. Налицо дискриминация по национальному признаку. Шутка.
После встречи у меня много спрашивали, почему же я не сказал, что в России двойное гражданство запрещено, даже таким приятным людям, как Тимченко, да и занимается он далеко не частными делами. Потому что, как нам сообщают открытые источники, к настоящему времени, будучи гражданином Финляндии, но — внимание! — выплачивая налоги почему-то в Швейцарии, Тимченко контролирует более трети экспорта российской нефти: он является крупнейшим экспортером нефти, добываемой государственными «Роснефтью», «Газпромнефтью», а также «Сургутнефтегазом». Такая вот у парня частная лавочка, работой которой ВВП, по собственному признанию, никак не озабочен.
Еще у меня спрашивали, отчего ж я не сказал, что и «Транснефть» имеет прямое отношение к государству, потому что именно государство владеет 78,1 % капитала компании — и воровать, тьфу ты, нецелевым образом использовать там килограммы, если не тонны денег, наверное, не стоило бы. И тем более не стоило бы премьеру, заранее, без суда и следствия, определять, что там было все-таки не банальное воровство и распил, а неразумное перераспределение.
Ну вот не сказал я, не сказал. Сами скажите, если представится возможность.
Зато по итогам нашего мимолетного общения я прочел множество интереснейших конспирологических исследований на тему, как Путин подговорил Прилепина задать ему неудобные вопросы, чтоб он на них таким блестящим и максимально убедительным образом ответил, заткнув рот всем скептикам.
Один независимый, как он представляется, журналист целую статью написал про то, что я завербован охранкой еще в 2007 году, аккурат накануне первой встречи с ВВП, и с тех пор то там, то сям задаю неудобные вопросы, которые мне присылают из главка.
Видимо, они лежали в той же папке, у чиновника, что проглядывал речь Путина во время речи Путина.
Так что, да, российская конспирология — вещь, требующая отдельного исследователя. Но скорее врача. Так что лечитесь, придурки.
2011
Сельская пастораль, или Четверть века в ожидании начальника
У меня есть домик в деревне, а в домике свет горит и кипит кипяток в электрическом чайнике.
В былые времена, эдак четверть века назад, деревенька худо-бедно жила благодаря торфяным разработкам, ведшимся неподалеку.
Потом разработки закрыли, хотя торф остался. Рабочие, за неимением работы, из деревни поразъехались, частично разобранная узкоколейка, соединявшая деревню с ближайшим городком, стремительно заросла травой и кустарником, а спустя какое-то время, не поверите, деревня незаметно исчезла с географических карт.
Никакого злого умысла в том я не нахожу — наверное, кто-то однажды забыл нарисовать на карте области кружочек и приписать к нему самым мелким шрифтом название населенного пункта.
С тех пор когда приглашенные ко мне в гости друзья, развернув хрустящую карту, спрашивают недоуменно: «А где твоя деревня?» — я им отвечаю голосом сказочника и ведуна: «А деревни той нахождение неизвестно, и знают путь к ней лишь волк лесной да мой конь стальной». Машина моя, то есть.
В деревне даже после ее исчезновения из легального географического пространства еще жили люди — хотя с каждым годом их оставалось все меньше. Дешевая и непоправимо паленая водка играла свою злую роль: продолжительность жизни среднестатистического мужика в наших местах стала как в Руанде.
Оставшиеся сельские пенсионеры оказались вовсе без присмотра — если и есть у них дети, то навестить родителей они могут лишь летом: в остальные времена года попасть к нам возможно лишь на тракторе. Ну, на хорошем внедорожнике тоже можно, хотя не факт.
В общем, никто уже не удивляется, увидев на местном, работающем три раза в неделю сельмаге объявление: «Ушла из дома и не вернулась бабушка 84 лет. Нашедшим гарантируется вознаграждение 3 тысячи рублей»
Зато благодаря волшебным и благоуханным местам, где деревенька наша располагается, здесь понемногу завелись несколько дачников. Один домик поднялся, другой, третий — вот уже и целая улочка, ровно на параде, выстроилась.
Мы тоже решили свой, доставшийся нам по наследству крохотный домик на куриных ножках обустроить и немножко расширили его — вниз, вверх и в обе стороны.
Потом вдруг вспомнили, что давно не оплачивали электричество в своем доме, тем более что в связи со строительством расход электричества увеличился — и отправились в районный центр искать, кому бы отдать немного наших денег.
Недельку нас помытарили из одной конторы в другую. Наконец мы нашли одного бодрого и чуть-чуть, но в меру, для порядка раздраженного мужика, который вроде бы как должен был заниматься нашей, за пределами географии, деревней.
В течение полутора часов он неустанно звонил в смежные организации:
— Не ваш участок? Как, а чей? Мой? С каких пор? Не может быть! Вы не решаете этот вопрос? А кто решает? Номер давайте… Нет номера?
— Але, Иваныч? Тут путаница полная с этими… как их… Ну, да. Вот люди приехали оттуда, хотят расплатиться за электроэнергию… К кому их направить? Нет, там говорят, что не их участок…
Мужик клал трубку и некоторое время смотрел на нас задумчиво. Взгляд по типу: что ж мне с вами сделать, болезные мои, как бы мне помочь вам?
«А чего нам помогать? — молча отвечал я, моргая. — В кои-то веки граждане сами пришли с повинной, а у них подати не принимают».
— Девушка, — набирал очередной телефон наш мужик. — Это электрофинбамстройнадзор Советского района? Как с вашим старшим связаться… В отпуске? От, чертова канитель!
— Але, Иваныч… ты нашел телефон? Ой, спасибо тебе, Иваныч!
Мужик снова кого-то набирал, снова взывал, ругался и просил, снова бросал трубку, в двадцатый раз закуривал и пояснял нам:
— Сначала вы висели на соседнем районе, потом вроде бы перешли под наше крыло. Но у нас тут случилась реорганизация, и территорию поделили на участки…
Мужик затягивался так глубоко, что дым не возвращался из его легких, и подолгу смотрел на карту, как раз в то место, где когда-то была наша деревня.
Короче, он дал нам какую-то бумагу, отправил в соседний город с этой бумагой за другой бумагой, а оттуда нас переправили еще куда-то за окончательным документом, согласно которому мы обретали гражданское право платить за свет в окне и кипяток в электрическом чайнике.
