Лязгнул засов, его втолкнули в небольшое помещение, с трех сторон огороженное каменной стенкой, а с четвертой — решеткой.
Саша сразу же увидел и Веню, и Негатива, и Рогова.
Веня и Негатив сидели на корточках — ни стульев, ни скамеек в помещении не было. Рогов стоял, опираясь на крашенные зеленой краской прутья. Сквозь прутья были видны стол и сейф, куда помдеж убирал лопатник и сотовый кавказца.
— О, и Саню повязали! — сказал Веня улыбаясь. И Рогов тоже улыбнулся. Негатив поднял голову и покачал головой — что он хотел сказать, Саша не понял.
— А ты что тут делаешь, голуба? — спросил Веня у кого-то, стоящего за Сашиной спиной.
Саша обернулся и увидел, что вслед за ним втолкнули и паренька с Кавказа.
Тот озирался, ища, куда бы ему приткнуться, подальше от всех тех, что находились в камере.
Помимо Сашиных дружков, здесь же, уткнувшись лицом в колени, сидел прямо на полу опойного вида мужик с взлохмаченной и грязной башкой.
Кавказец остался стоять у закрытых с дурным лязгом дверей.
— А чего, только нас поймали? — спросил Саша, у которого от вида товарищей как-то сразу полегчало на душе.
— Вот именно, — сказал Веня.
— Эй, заткнулись все, сколько уже говорить! — неожиданно заорал помдеж, и от его крика опойный мужик поднял опухшую с кровавым фингалом рожу.
Он толкнулся спиной от стены, тяжело встал и, с трудом удерживая равновесие, почти добежал до той решетки, откуда были видны стол и злой помдеж.
— А я-то что здесь, начальник? Открой ворота, гадина! — заорал мужик.
Помдеж выругался матерно и, хлопнув дверью, ушел в соседнее помещение, по всей видимости, в дежурку.
— Во, прикинь, Сань, — сказал Веня, кивнув в сторону ушедшего помдежа, — он либо шепчет, либо орет, нормально разговаривать не умеет. Даун.
Опойный мужик еще покричал недолго, пиная решетку.
— Сядь, отец, — попросил его Негатив.
— Нет, а где все-таки наши южные братья? — не унимался Саша.
— Их сразу отпустили, — ответил Рогов.
Саша даже не нашелся, что сказать.
Вернулся помдеж с журналом учета задержанных, откуда-то в поле зрения появились и «пэпсы», которые задерживали Сашу, — видимо, собрались рапорт на него сочинять… и тут всех троих отвлек истошный звонок в дверь дежурки.
Сначала ушел помдеж — открывать дверь, наверное. Спустя минуту Саша явственно услышал гортанные голоса с характерным акцентом.
— Саха, тебя вызволять пришли! — догадался он вслух.
Действительно, вскоре дверь в клетку открылась, и кавказца увели.
Пацаны немного посмеялись происходящему. Слово за слово — вспомнили драку, Веня потешно рассказал, как нашел длинную железку прямо на дороге и отмахивался ею, как дурак от комаров.
— А то бы тебя заклевали горбатыми носами… — неожиданно пошутил мрачный Негатив, которому шутки вообще были несвойственны.
— Нет, давайте рассудим! — снова вернулся к неразжеванной для него теме Саша. — Нас за драку задержали? А где…
— …объект нашей расовой ненависти, — в тон продолжил Рогов. Это определенно была шутка.
— Да, где? — спросил Саша. — Выходит, что мы сами с собой дрались?
— Веня, хули ты махал железякой посреди дороги? — поинтересовался Рогов, впавший в лирическую иронию. — Ты кого там пугал?
— Она мешала проезду автомашин, и я хотел ее выбросить, — ответил Веня.
Так бы и трепались до утра, но дверь снова заскрежетала сначала замком, а потом несмазанными петлями, и объявившийся пом-деж тихо сказал:
— Выходите на хер.
— Отца разбудить? — спросил Негатив, указывая на опойного мужика.
— Какой он тебе отец, этот отморозок.
Мужик не шевельнулся. Улегшись прямо на пол, он спал. Когда все вышли, мужик остался в камере один.
Пацаны нерешительно остановились в холле отдела милиции.
— Я бы сам этих чернозадых гнид бил… — сказал помдеж, открывая дверь на улицу.
— Мы их не били… — сказал Саша. — Они сами.
— Да ладно еще, не били, — усмехнулся помдеж, неожиданно, хоть и с дружелюбной интонацией, повысив голос. — Там у одного пол-лица, как раздавленный помидор… Но заяву они не стали на вас писать. И рапорт тоже на вас не написали. Так что валите, бойцы…
Саше было неприятно от панибратского тона милиционера, от его уверенности в том, что пацаны сами учинили драку. И еще потому было немного гадко, что милиционер решил, будто пацаны с ним заодно — против тех, кого он назвал «чернозадыми». Но они не были заодно…
На улице у отдела стояла машина милиции — с теми самыми «пэпсами», что задержали Сашу. Едва пацаны вышли, в машине погасили свет.
— Бля буду, они деньги там пересчитывают… — сказал Веня.
Потягиваясь, пацаны двинулись по улице. Они решили идти ночевать к Саше.
— А если нас повяжут, Сань? — спросил Негатив.
— А? — переспросил, поеживаясь от озноба, Саша. — Повяжут?.. Нас же только что отпустили.
— Я серьезно.
— Не повяжут. Ночевать надо где-то. А, пацаны?
— Обязательно надо где-то ночевать, — сказал Рогов.
— И жрать хочется… — сказал Веня.
Глава четвертая
Той зимой они заказали небольшой автобус — мать решила, что отца надо хоронить в деревне. Там, где он родился.
Саша не спорил.
— Как ты думаешь, сынок? — спросила мать совершенно новым тоном. До сих пор рядом с нею был другой человек, чей голос был решающим. И вот он умер, этот человек.
— Проедем как-нибудь, — ответил Саша, хотя был почти уверен, что проехать не удастся.
Всё равно в этом мерзком городе, который всегда был противен Саше, отца хоронить было нельзя.
Вообще немыслимо было сообщить бабушке и дедушке, что отец умер, зная, что они не то что на похороны не смогут добраться, они и на могилу-то к сыну до самой весны не попадут.
Водителю ничего толком не объяснили — узнай он, куда надо ехать, отказался бы сразу. Но ему сказали: «В область… Дорогу покажем…» Он не переспросил, куда именно — в область. Скромный такой мужик попался, тихого, как поначалу показалось, нрава.
Приходили прощаться отцовы приятели, несколько преподавателей, ученики. Каждого приходившего выразить соболезнование Саше хотелось спустить с лестницы. Какое, к черту, соболезнование, что вы понимаете… Саша сторонился всех, никого не хотел видеть. Случайно услышал, как мать спросила:
— Может быть, ктонибудь поедет хоронить?
