Когда же приезжали другие подразделения, Олега каждый раз забирали за хамство, но он умудрялся такие скандалы устраивать, пока его волочили в машину, что об остальных «союзниках» просто забывали, и они быстро разбредались, сворачивая флаги.
Потом по местным телеканалам показывали злобную морду Олега — как его, вчетвером, а то и впятером, затаскивают в машину с мигалкой. Он был ученый парень — шуму производил много, но по выяснении обстоятельств задержания его штукарство никак не тянуло больше чем на административную статью о злостном неповиновении. Ну, орал истошно, ну, обзывался. Ну, сгребал в короткие сильные пальцы землю с газона, куски асфальта и кусты придорожные, пока его, самочинно завалившегося на живот, тащили стражи порядка.
Олег умел изобразить истерику, так что казалось, контроля над собой он уже не держит и вообще вряд ли вернется в состояние рассудка. Саша присмотрелся к этим истерикам — и на митингах, и в случайных драках, когда Олег разгонял непереносимое им на дух дворовое быдло, — и понял, что парень этот хитрый. Даже неприятно хитрый, словно зверина последняя.
Естественно, мог он быть спокойным и сметливым. Если с кем бы то ни было случался действительно важный разговор, Олег смотрел в глаза, отвечал разумно и коротко, как в тюрьме, наверное, отвечают.
Менял стиль поведения мгновенно, не чувствовал никакой жалости к живому существу — в драке мог пальцы сломать человеку. Ломал как-то — и Саша этот хруст слышал, запомнил.
Ненавидел власть — всю поголовно — и желал премьерам и губернаторам смерти — реальной, физической, желательно необычной и медленной.
У него было оружие, у Олега, привез из Чечни, обменял где-то там на бутылку водки. Он сам как-то сказал Саше.
Но Саша имел привычку ничего лишнего не запоминать, подробностей не выпытывать, дабы не носить в голове ненужную информацию, которую можно было бы извлечь тем или иным, вполне кустарным способом. Поэтому и не знал, что за оружие, да и осталось ли до сих пор.
Когда Олег говорил о наличии ствола — оружие еще не было нужно. А теперь вот пригодилось.
Саша созвонился с Олегом и, прихватив Верочку, отправился к нему домой.
До сей поры только раз у Олега бывал.
Нажал звонок у дверей, Олег крикнул, что — открыто. Войдя, Саша увидел Олега возле большого зеркала — он стоял совершенно голый, боком к вошедшим.
Саша опешил немного и сразу скривил улыбку — искреннюю, но несколько озадаченную.
— Пришел, Сань? И чего встали? — Олег прикрыл ладонью свое тяжелое хозяйство и махнул другой рукой в сторону комнаты. — Заходите вон…
Вера, хихикнув, как милый колокольчик, прошмыгнула.
— Ты чего растелешился? — спросил Саша.
— Мылся, — ответил Олег.
Он и вправду был сырой немного. И холодком от него веяло — ледяной душ принимал. Смотрел на рожу свою в зеркало, прыщик, кажется, нашел.
— Вот пакость какая-то вскочила, — пояснил Олег, — не могу от зеркала уйти, пока не изничтожу.
— Ну-ну, — сказал Саша и прошел вслед за Верой.
Она сидела тихо, на краешке дивана, улыбаясь, и по улыбке ее Саша понял, что ее впечатлило голое тело мужское, и вообще… ей интересно… и она готова давно, хочет. Только Саша отчего-то не хотел ничего.
Можно было, конечно, хотя бы и с ней… не получается и вовсе без этого жить. Он последнее время, с тех пор как грудь немного поджила, по несколько раз в сутки истязал себя, отжимаясь и подтягиваясь, и заметил, как оброс тонкими жесткими мышцами. Стал худым и твердым. И голова пустой стала, лишенной эха. Никто не откликался внутри ее, ни на одно слово, и воспоминания теплые и детские ушли. Морщился только, если видел целлофановые пакеты — когда мать из них хлеб вытаскивала, вернувшись с работы, и однажды этот пакет мелко порвал гибкими, мстительными пальцами на маленькие кусочки.
— Ты зачем это? — спросила мать.
Он не ответил, конечно. Откуда он знал зачем.
— Ну что там, с Негативом? — спросил Олег, войдя в шортах.
Вера мельком глянула ему на область паха, приметил Саша.
— Ничего, сидит.
— Письма пишет?
— Одно… Одно написал. Я Позику звонил. Написал, что все нормально и чувствует себя хорошо. Позик читал мне по телефону. Хорошо, если в письме есть слов двадцать пять. Но, по-моему, там меньше…
Олег кивнул, на его лице даже мелькнуло что-то, отдаленно напоминавшее сожаление.
К кому Олег относился с явной приязнью из местных «союзников», так это к Негативу и к Позику. Чем-то они радовали Олега. Может, были похожи на армейских его товарищей — самых бесшабашных и забубенных. Тех товарищей, что убиты уже.
Олег, правда, не видел, как Негатив цветы ласкает — может, ему и не понравилось бы. Хотя черт его знает, Олега.
— Пойдем покурим? В подъезд? — предложил Саша.
— А я? — спросила Верочка.
— А ты посмотри что-нибудь. Олег, что у тебя можно посмотреть? У тебя есть собственные фотографии в неглиже и с гранатометом?
В подъезде Саша сразу и напрямую спросил про оружие. Ну, верней, на всякий случай изобразил.
— Ты говорил, что у тебя есть такие штуки, — и показал, как человек стреляет.
Олег мотнул головой.
— Надо?
— Надо, — подтвердил Саша.
— Меня не позовете? — спросил Олег.
— Не знаю пока.
— А когда надо?
— Например, сегодня.
— Например, пошли тогда, — незлобно передразнил его Олег.
— Пошли, — согласился Саша. — Верочке сказать чего?
— Я сам скажу. Мы на полчаса.
Олег переоделся в джинсы, старую рубаху и старую куртку. На ноги берцы натянул.
— Твоя девочка? — спросил он, пока спускались в лифте, не скрывая ту мужскую жадность в голосе, что характеризует интерес определенного свойства.
— Не знаю… — ответил Саша, размышляя о чем-то другом и не задумавшись толком о вопросе.
— Чего «не знаю»? Спишь с ней?
— Наверное, — ответил Саша, и снова невпопад.
— Чудак, а, — неприятно оскалил улыбку Олег. — Как ты в армии служил, такой чудак?
— Нормально служил, — ответил Саша, тоже улыбаясь.
Внизу Олег достал из кармана связку ключей, попросил Сашу подержать фонарик, извлеченный из другого кармана. Открыл дверь в подвал — старую, скрипящую.
— Свети, — велел.
— Ты что, в подвале его держишь? — спросил Саша.
— А где мне держать, дома? Или на даче?
— Закопал бы где-нибудь.
— В городе нигде не закопаешь, а ехать за город… Вдруг пригодится когда — срочно. Вы же не всю жизнь собираетесь метать помидоры?
