Прапорщик взял наручники и, кривясь, словно они были горячие, защелкнул их на лапах поднявшегося милиционера в бушлате.
— Давай я им помогу, — предложил шумно вошедший Веня.
Они обезоружили милиционеров, залепили им рты, и женщине тоже, — причем Веня, проделавший это, неожиданно поцеловал ее в заклеенные губы. Нацепили плененным «браслеты», усадили их на пол.
В дежурку гурьбою ввалились возбужденные, подрагивающие щеками, как псы молодые, «союзники». Ребята и должны были появиться в здании только после того, как услышат стрельбу, — раньше у дежурного возникли бы подозрения: что за шобла тут ворвалась, откуда такой патруль взялся, и он не открыл бы Олегу дверь.
«Союзники» водили стволами, еще ожидая опасности, оглядывая штукатурку на полу, обвалившуюся от очереди, данной Олегом, перетаптываясь, не разговаривая.
Олег вглядывался в четыре маленьких экрана наружного наблюдения, показывающие двор и площадку перед входом.
— Патрульная машина «пэпсов» подъехала… — сказал невозмутимо. — Бегите, встречайте… Три человека идут.
Посыпались наперерыв в фойе.
— Запускаем и разоружаем, — успел сказать Саша пацанам. — По возможности никого не убивать.
«Союзники» еще спешили к дверям, а навстречу им уже входили трое милиционеров, спокойные, усталые на вид. Автомат был только у одного, висел на плече. Сашка прошел мимо них, не здороваясь, выглядывая, есть ли задвижка на дверях — чтоб никто не полез за вошедшими следом. Задвижка была.
— Просьба не сопротивляться! Идут учения! — громко и бодро, как в цирке, объявил вошедшим Веня.
Замешкавшихся милиционеров сшибли с ног — неловко, но быстро и злобно. Кому-то, заупрямившемуся и успевшему сильно ударить одного «союзника», разнесли голову прикладом — на плитке фойе растеклось щедрое кровавое пятно.
Сашке не пришлось вмешиваться — он стоял и смотрел, как его бешеные ребята орудуют, отнимают оружие, щелкают браслетами… бьют ногами кому-то — дурным голосом кричащему — в лицо, в грудь, в зубы…
Из-за стекла дежурки за всем этим наблюдал с ледяным лицом Олег. Зазвонил телефон, он взял трубку, что-то отвечая.
«С кем он там разговаривает?» — подумал Саша.
Трое «союзников» потащили патруль в дежурку, а во входную дверь снова уже колотили. Только сейчас Саша приметил: тот милиционер, что сидел в фойе и был вырублен Веней, лежал здесь же, под своим деревянным столом — из-за стола выглядывали его ноги, и он скоблил каблуками по полу, пытаясь отползти.
Хотел сказать стоящему здесь же Вене: «На хер ты его оставил?!» — но не сказал, не додумал, что делать, — открыл дверь…
— Это что за почетный караул нас встречает? — спросил первый входящий, видя «союзников» в спецназовской форме и еще не различая их потный, взъерошенный вид, глаза прыгающие, как белки в горящем лесу.
Один за другим вошли сразу шесть человек, и когда входил последний, первый уже стоял, как врытый, приметив лежащего на полу, под столом, милиционера, без шапки, с разбитым лицом, в луже крови, с замотанным ртом…
…Когда всё начиналось, дежурный открыл Олегу правую дверь в дежурку, но была, как выяснилось, еще и дверь слева, о ней забыли, — и в эту дверь можно было выйти из той комнатки, куда затолкали всех плененных милиционеров…
Оттуда вышел — китель разорван, голое пузо видно, руки за спиной — сам дежурный. Лицо дежурного, видимо, перевязывал второпях Веня — и вместо белой полосы на губах кривыми лентами была перемотана вкривь и вкось вся голова, словно дежурный обгорел. Оттого, что клейкую ленту Веня накрутил кое-как, уродливо сместились мышцы лица. Дежурного будто хватил удар, один глаз был заметно выше второго. Кроме прочего Веня умудрился оставить небольшое, в палец толщиной, отверстие в области рта — и оттуда раздавалось быстрое, похожее на тихий свист, дыхание. Казалось, что дежурный хочет что-то сказать, но оставленного отверстия никак не хватало для возможности говорить…
Вошедшие милиционеры, все шестеро, зачарованно смотрели то на дежурного, то на лежащего на полу в кровавой луже.
— Здорово мы вас разыграли! — объявил, весь лучась, Веня, но это уже не спасало, кто-то из милиционеров потянул автомат с плеча.
«Если начнется драка и тем более стрельба, с этой толпой мы не справимся», — не рассудком, а лобной костью, кожей, грудной клеткой, нервными окончаниями понял Саша.
— Внимание! Это захват! — крикнул он. — Нас в здании около двухсот человек! Не двигаться! Всем будет сохранена жизнь! Здание захвачено!
Словно в подтверждение его слов из дежурки выбежали еще трое «союзников», автоматы наперевес.
— К стене все! К стене! Руки на стену! — схватив за воротник ближнего к нему милиционера и почти бросая его на стенку, орал Саша, чувствуя, что в любое мгновение кто-то может спустить курок — и тогда всё.
— Это захват! Лицом к стене! — кричал Саша, откуда-то зная, что смотрящий в стену человек уже не хочет сопротивляться.
— Стоять! Руки на стену! Все заминировано! Не двигаться! — орал хорошо поставленным спецназовским хриплым голосом выбежавший из дежурки Олег.
Один из милиционеров все-таки рванулся, но было поздно — остальные были уже не с ним… Его сбили с ног, наступили на затылок…
Дежурный так и стоял со своим перекошенным лицом, глядя на происходящее, ничего не в силах сделать…
Клейкой ленты уже не было, всех просто повалили на пол, долго ковырялись с пистолетами — они крепились на специальных ремешках, не сразу отцепишь… Оставили Паялу с автоматом охранять лежачих.
— Саша, сучий сын, там глазок на дверях! — ругался Олег, вскрывая оружейку. — Хули ты не посмотрел? Ты мог целый батальон сюда запустить!
— А ты куда смотрел? — отругивался Саша. — Я думал, что это водитель пришел. Кто они вообще?
— Это ночные автопатрули, «пэпсы» — патрульно-постовая служба, — Олег запустил «союзников» в оружейку, покрикивал: — Быстро забираем, быстро!
Тащили оружие к автобусу — его подогнали прямо к дверям.
— Всё не унесем — больно до хера, — сказал Саша. — Давай сворачиваться. Мы уже вылетели из графика.
— Давай, да, а то сейчас остальные патрули приедут — конец смены скоро. Заколебемся тут с ними… — согласился Олег.
В автобус оружие уже не помещалось, стволы торчали, словно в салон затащили огромного злого ежа и он топорщился иглами.
Выгнали всю милицию на улицу, они стояли нелепой толпой перед зданием, в наручниках, кто-то с замотанным клейкой лентой ртом, кто-то — нет. Женщина была в туфельках — молодой пацан из числа «союзников» накинул ей бушлат на плечи. У нескольких текла по лицу кровь. Смотрели на неведомое племя в камуфляже — кто с презреньем, кто с испугом, кто с жадной ненавистью.
— Отпускаем вас с миром! Идите в люди! — пасторским голосом объявил милиционерам донельзя довольный Веня. — Идите, говорю я вам! — и потряс автоматом.
