– Все, это конец, – цокала она зубками о стакан. – Ты для меня умер. Даже не пытайся объяснять, что это запах родной сестры! Я не желаю ничего слышать. Ни единого слова.
Я молчал, как рыба. Мое лицо приобрело такое выражение, словно мне только что сообщили, что все мои рукописи сгорели. Написанная на лице трагедия – непременное условие успеха.
– Ты не поверишь, а ведь я любила тебя, – прохныкала она, шмыгая носом. – Это были искренние чувства, и ты убил их.
Я мгновенно примерил маску раскаявшегося палача и на всякий случай точно так же шмыгнул носом – иногда женщины на это ловятся. Но сейчас был не тот случай. Вера ушла в комнату и захлопнула за собой дверь. Я выдохнул наэлектризованный воздух и залез в ванну. Любовь на природе преподносит нам иногда досадные сюрпризы. Лежа в ванне, я задумался над сегодняшним безумным днем. Он просто не мог закончиться иначе и завершился именно так, как того требовали тайные предписания судеб. Так, может, Марьяна была права?
2
Когда я вылез из ванны, Вера смотрела ту же мыльную оперу.
– Даже не приближайся ко мне, – сказала она каменным голосом.
– Хорошо, – сказал я, снимая рубашку и укладываясь рядом. Главное не перечить женщинам.
– Даже не прикасайся ко мне, – сказала она еще тверже.
– Упаси Бог, – ответил я и обнял ее.
Тело ее выгнулось дугой, и ладони уперлись в мою грудь.
– Прекрати, уйди от меня, я тебя ненавижу, ты все, все разрушил, ты негодяй…
Дальше она не могла говорить, я начал ее целовать, и слова оказались просто излишни. Умолк и телевизор, оттуда доносилось лишь прерывистое дыхание Шерон Стоун.
Я стянул с Веры халат и почувствовал, как под моими руками закипает ее горячее тело, она была страстной, как никогда прежде, не отрываясь от моих губ, перевернула меня на спину, оседлала и начала двигаться с такой энергией, словно собиралась истолочь меня в порошок, а спустя минуту выпрямилась и выгнулась назад, давая возможность охватить ладонями ее грудь, она постанывала и жадно облизывала губы, вскрикивая, как раненая птица, захлебываясь от избытка воздуха, и гнала, мчала, наяривала, доводя меня до бешенства. Я закрыл глаза и, чтобы не кончить раньше Веры, начал думать про Марьяну, но мои мысли о ней были лишены эротики, я лишь вспоминал о том, что она мне говорила, в чем пыталась убедить меня, и чем больше я о ней думал, тем дальше откатывалась волна оргазма, так что, когда Вера наконец начала прерывать тихие стоны криками, я вынужден был в мыслях оторваться от Марьяны и сосредоточиться целиком на Вере, дожидаясь, пока она с диким воплем не рухнула, сползая с меня.
После этого мы выпили мартини. Вера прижалась ко мне и спросила:
– Признайся, ты был с ней?
Интересно, кого она имеет в виду?
– Да.
– Я так и думала.
– Видишь ли…
– Не надо… Не надо слов. Ты ведь уже сказал, что у тебя с ней все кончено.
Боже мой, с кем? Когда я это говорил? Неужели у нас с ней шла речь о Лиде или Лесе? Нет-нет, это невозможно, она хочет поймать меня на слове, выведать, но я не должен поддаваться на провокацию.
– Это было прощание.
– Прощание?
– Последний раз на прощание.
– Она тебя об этом просила?
– В какой-то мере.
– Обещай, что это больше не повторится.
– Оно и не может повториться, ведь мы распрощалились.
– Где это произошло?
– На Погулянке… Там есть такое озеро и островок.
– Завтра же поведи меня туда.
– Зачем?
– Я так хочу.
Мне не хотелось спорить. Все же я чувствовал вину за собой.
– Ты меня любишь? – спросила Вера.
– Люблю.
– А если ты бросишь меня… Я тебя убью.
– Я никогда тебя не брошу.
– В воскресенье ты приходишь к нам на обед.
Я замер и попробовал собраться с мыслями. В моей абсолютно пустой голове гулял ветер. Какой обед? Впервые слышу.
– Э-э… – промямлил я, – это ты насчет обеда с твоими родителями?
– Конечно. С родителями и сестрой, а еще с дедушкой и бабушкой.
– Напомни мне, пожалуйста, что там должно происходить… в общих чертах…
Вера удивленно взглянула на меня. Так, словно она мне уже все подробно рассказывала.
– И это я должна тебе напоминать? По-моему, это была твоя идея, чтобы я в июне переехала к тебе.
Иногда у меня случаются провалы в памяти, и тогда я начинаю путать девушек, забывать, что им говорил, обещал, предлагал. Не раз давал себе зарок все это записывать, но так никогда этого и не делал, ведь мои записи могли попасться кому-нибудь из них на глаза. Вот так и живу, нося в голове кучу неупорядоченной информации. Оказывается, я не только Лиду, но и Веру пригласил к себе на жительство и, даю голову на отсечение, то же самое учудил с Лесей. Теперь каверза в том, додумался ли я развести их во времени? Если Вера должна жить у меня в июне, то кто – в июле? Лида или Леся? А в августе? А что если кто-нибудь из них захочет пожить дольше и не уложится в отведенное время?
– Я вспомнил, – сказал я.
– Наденешь кофейную рубашку и светлые брюки. Не забудь почистить ботинки… Побрейся…
3
На следующий день она все же настояла, чтобы я повел ее на тот остров. И снова я не увидел там Грицка. «Что же случилось? – подумал я. – Почему он появляется лишь в том случае, когда я прихожу сюда с Марьяной? Что бы это значило?»
– Где это было? – нарушила ход моих размышлений Вера.
Я, театрально потупив глаза, показал на примятую траву.
– Чудесно, – сказала она и уселась именно на то место. – Такое ощущение, что земля еще хранит тепло ее задницы. – Затем принюхалась и добавила: – Запах спермы, к сожалению, выветрился. Хотя… ты же, наверное, не в траву кончал?
Я не ответил, сохраняя прежнее шкодливое выражение лица. Мы разложили на траве вино и закуску. Вера дрожащими пальцами вынула из пачки сигарету и закурила. Я видел, как она нервничала, но ведь зачем-то ей понадобилось пройти эту инициацию, трахнуться со мной именно там, где я вчера поимел Лидку. Подумалось, что самое время налить ей, мы выпили. Я снова осмотрелся вокруг в поисках Грицка, но тщетно.
– Что ты ищешь?
– Просто рассматриваю.
– А вчера у тебя не было возможности осмотреться? – спросила язвительно.
– Веруньчик, вчера мы прощались, и я, чтобы как-то скрасить впечатление, поддался…
– Но почему вы прощались именно здесь, а не где-нибудь в баре или кафе?
