— Какие попойки? Куда ты меня толкаешь?? Зачем мне ещё какие-то девушки?
— Так у тебя что, всё серьёзно с ней, по-настоящему? — поправил очки Константин Петрович. — Не потому, что это надо для дела?
— Костя, мне иногда кажется, что ты — с другой планеты вообще.
— Иногда?
— А иногда не кажется. Иногда я уверен в этом, — отрезал Виталик, и скрылся в коридоре, прихватив с собой чашку кофе.
— Истерик, — пожал плечами коммерческий директор. — Один раз получил тарелкой по голове — и устраивает сцены. Так, Наташа, я, кажется, ещё полчаса назад просил соединить меня с финансовым отделом в Москве!!! И что? И как? И почему это до сих пор не сделано?! Занято — это не результат! Это — отсутствие результата!!!
* * *
«Эрикссон нарочно наколдовал этот дождь!» — думал Дмитрий Олегович, шагая по лужам в сторону «Феи-кофеи». Он уже поверил в то, что учитель его обладает абсолютным могуществом, и с мелочностью, достойной живого человека, использует это могущество против своего недостойного ученика.
Зонтик рабу, конечно же, не полагался.
«Что мне мешало поехать ещё вчера, не дожидаясь, пока одежда высохнет? Тот же результат, и даже лучше — под палящем солнцем в мокром даже приятно!»
Дождь начал утихать, но поднялся сильный ветер.
Несчастный бродяга кое-как добрался до Обводного канала — и замер перед дверью кофейни. «Нет уж, в таком виде я в этом сладеньком конфеточном царстве не покажусь».
Развернулся, шагнул во двор. «А вот Джордж вытерпит, он и не такое видел».
— Заходи, Димсу, обсушись о полотенце и встань за очередью в душ, — приветствовала его Анна-Лиза.
Пока гость обтекал у дверей, она уже барабанила кулаком в дверь ванной комнаты и кричала:
— К нам приехал Димсу! На нём очень плохое лицо! Нет, не тухлое! Да не яйцо! Лицо! Димсу на пороге стоит! Весь влажный, почти без лица!
Нечего сказать, радушный приём.
Анна-Лиза носилась по квартире, распоряжаясь, как у себя дома. Э, да она, кажется, и была у себя дома.
Джордж царственно выплыл из ванной, кутаясь в кургузый махровый халат, и принялся корчить из себя отца семейства, хозяина дома и владельца кафе — прямо тошнило от его благостной самоуверенности.
Дмитрий Олегович почувствовал что-то, похожее на обиду: это его друг! Это его подруга! Он их познакомил! И где благодарности? И почему его задвигают в этом доме на второй план, а не чествуют, как героя?
Гость сидел на кухонном диване, закутавшись в слишком просторный халат, который ему выдали вместе с комплектом банных принадлежностей, и пил кофе, а хозяева метались по кухне, как ошалевшие чайки, жонглировали утварью и только им понятными фразами и готовили завтрак.
— Не командуй, Йоран, ты не у себя на кухне!
— Я-то как раз у себя на кухне!
— Там, внизу твоя кухня. А тут — наша!
— Там, внизу, Елена Васильевна. С ней не раскомандуешься.
— Тогда где ты научился привычке командовать на кухне? Вместо этого зачисти лук! У меня на него слёзы! Так, а ты Димсу, чего тут глазами вылупился? Найдём дело и под твою душу.
— Эй-эй, полегче. Я всё-таки дорогой гость, — напомнил Дмитрий Олегович. — Мне трудиться не полагается.
— Тогда скучай. А нам не скучно.
— Как можно скучать, глядя на вас, мои дорогие?
Кулинарное безумие продолжалось, но гостя в этот хоровод уже не приглашали.
За завтраком Джордж заикнулся было о том, чтобы поселить друга на кухне, на этом самом диване, как и в прошлый раз, но шемобор понял, что он не выдержит.
— Очень вас люблю, дети мои. Настолько, насколько я вообще могу кого-то любить. Но, боюсь, что дня через три я возьму вон тот нож и любовно перережу вам глотки. Я человек, совершенно не приспособленный для семейной жизни.
— Закладом бьюсь — ты просто не встретил кого-то, кто подойдёт тебе для семьи! — воскликнула Анна-Лиза. — Йоран, давай устроим его счастливым?
— Разве можно настолько ненавидеть даже самую гадкую женщину, чтобы пожелать ей подобной участи? — удивился Дмитрий Олегович.
— Женщины бывают разные, — мельком взглянув на Анну-Лизу, заметил Джордж. — Для человека, абсолютно не приспособленного к семейной жизни, есть только один шанс обзавестись семьёй: встретить такого же точно человека. Они сойдутся просто из чувства противоречия. Ну, и родство душ сыграет роль.
— Что же за семья у них получится, а, как ты полагаешь? — ухмыльнулся его друг.
— Может быть, очень даже хорошая. Ведь в семье главное — что?
— Быт? — с содроганием предположил Дмитрий Олегович.
— В одной ведь школе учились, а какое пещерное видение ситуации! Главное — это семейные ценности. Ну, деньги там всякие, дети, акции, недвижимость. Или — свобода. А у кого всего этого нету, тем, конечно, остаётся быт.
— О какой свободе может идти речь? Брак — это узаконенное и одобренное цивилизованным обществом рабовладение. Человеку в паспорт ставят штамп о том, что отныне он принадлежит другому человеку — и точка! — разошелся шемобор — даже щёки раскраснелись.
— Другому тоже штампуют! — вставила Анна-Лиза.
— Но кто-то из двоих всё равно будет сильнее и докажет, что хозяин именно он. А даже если при жизни они договорятся быть свободными, то после смерти одного другому достанется всё, что создал умерший! — не сдавался гость.
— А если он создал долги? — парировала собеседница.
— О чём вы говорите, послушайте друг друга! — схватился за голову Джордж. — Долги, штампы, ценности… Оставшемуся остаются только воспоминания — вместо живого, любимого человека.
Шемоборы переглянулись и притихли. Через некоторое время Анна-Лиза вскочила на ноги, объявив, что ей смертельно необходимо спуститься в кафе и принять пару заказов — и старые друзья остались одни.
— Наверное, мы действительно сведём тебя с ума, — прервал молчание Джордж. — С тех пор, как она поселилась у меня, соседка каждый день спрашивает, что это за интересную итальянскую комедию я вчера смотрел, и почему не сказал ей, она ведь так любит итальянские комедии. А это не комедия. Это мы так разговариваем. В начале лета соседка уехала на дачу. Ключи мне оставила, чтобы я поливал у неё цветы. Думаю, цветы тебе можно доверить. Раскладушку поставим, в покое оставим.
— Да ты поэт!
— Погоди. Я серьёзно. Раскладушка хорошая, не продавленная. Как соскучишься — заходи к нам. А мы к тебе лезть не станем. Я же понимаю.
— Какая глупая соседка. Нашла, кому ключ оставлять.
— Что поделать. Она доверяет только мне.
— А ты, значит, доверяешь только мне.
— Нет, не доверяю. Но мне важнее устроить тебя так, чтобы тебе было удобно, а не сохранить доверие соседки.