— То есть мы в какой-то степени… могущественнее? — спросил Виталик.
— Не могущественнее. Если хочешь, мы с тобой можем ненадолго удалиться, и я тебе это быстро докажу. Что, не хочешь? Да расслабься, не так уж сильно ты и обгорел.
Виталик почувствовал, как лёгкий ветерок обдувает его кожу, и прикосновение футболки уже не причиняет боли, но к спинке стула прижиматься не спешил.
— Попробуйте понять, что на каждом этапе мы, если угодно, учимся чему-то очень интенсивно. Чтобы на следующем забыть эту дисциплину навсегда. Эмоции — это уникальное качество, которым обладают живые. Сила людей — в их слабости. А эмоции — это одно из самых слабых мест. Постарайтесь использовать его не только себе во вред, как это обычно бывает, но и во благо. Такая возможность есть. Даже у безысходной грусти, не говоря уже о радости и страсти. В эмоции заложена сила, но управлять ею сложнее, чем необъезженным скакуном. Направьте этот поток в дело, не распыляйте бездумно и себя, и свою силу.
— А что случилось с людьми, которых… Ну, с ингредиентами, — озвучила общий вопрос Наташа. — Они как будто изменились. Но не изменились.
— Люди, конечно, измениться не могли, — прохаживаясь по кабинету, сказал Кастор. — Если взять, например, Лёву и навести на него сканер эмоций. А ну-ка… берём Лёву.
Лёва поднялся с места.
— А где у нас сканер?
— У меня, — ответил Виталик, — только пока я буду бегать, вы всё интересное успеете рассказать.
— Ладно, сиди, — Кастор посмотрел в левый верхний угол кабинета. Все проследили за его взглядом, но ничего не увидели.
— А вот же он! — сказал Кастор, указывая на стол. Там, в самом центре, на сложенном вчетверо полотенце с котятами, утятами и крольчатами, уже лежал сканер эмоций. Тот же самый или точная копия — никто проверять не побежал.
Кастор направил на Лёву этот потусторонний пистолет. Нажал на курок. Продемонстрировал всем результат. Желтый, тот же самый пронзительный желтый цвет.
— Я злой и страшный серый волк. Аминь! — без интонаций сказал Лёва и почему-то сложил на груди руки в приветственном индийском жесте.
— На примере подопытного — подопытный, можешь сесть, и не разыгрывай из себя благостного просветлённого, я тебя насквозь вижу. Так вон, на примере этого кролика — очень яростного кролика — мы можем видеть, что ничего принципиально нового с ним не произошло. У него, так же, как и у всех прочих фигурантов дела, наблюдались излишки определённой эмоции. Существенные излишки. Такие, которые мешают жить и отбирают очень много сил. С помощью третьей ступени эти излишки слегка поредели. Но суть каждого человека осталась при нём. Так что вашего неуравновешенного мальчика по-прежнему можно разозлить — вот только причина должна быть более значительная, чем, например, косой взгляд в кабаке.
— Они убили Лёву! — патетически воскликнул Виталик.
— Сволочи! — глумливо подхватили сёстры Гусевы.
Лёва взглянул на всех троих как на копошащихся в банке жуков.
— Значит, моя сестрица Алиса по-прежнему будет вести себя… плохо? — спросил Денис.
Он был рад… или не очень рад. На одной чаше весов — честь семьи, которая, как бы он к этому ни относился — не пустой звук. На другой — его личная, частная, персональная радость.
— О, Алиса! — припомнил Кастор. — Глядя на неё, я даже пожалел…
— Я тоже, — признался Даниил Юрьевич.
— Нельзя получить что-то, не отказавшись от чего-то взамен, — напомнил Шурик.
— Да-да, умница, садись, пять, — не глядя на него и обращаясь скорее к шефу, сказал Кастор. — Хотя теоретически, жалость — это слишком человеческое чувство. Мы всё ещё слишком человеки. И поэтому, дорогие мои детишечки, мы всё ещё с вами.
* * *
Камера наружного наблюдения, оказавшаяся в самом центре торнадо в штате Массачусетс, увидела и передала людям картину буйства стихии. Сначала мимо неё проносились испуганные птицы, потом куски жести, потом столб воды вознёсся ввысь и прошагал совсем рядом, как великан, который не желает зла букашкам, попавшим ему под ноги, и даже не подозревает об их существовании. Всё привычное, стабильное, такое вечное и прочное рушилось, а камеру словно накрыл небесный колпак — она не пострадала.
Джордж посочувствовал всем страдальцам этого мира, убедился, что заказов на сегодня нет, отключил ноутбук и вернулся к делам.
В неподвижном воздухе застыл жар. Он поднимался от асфальта и стен домов, от крыш и скамеек, он был повсюду. Листья деревьев то перешептывались еле слышно, то начинали шелестеть, и тогда, как лисица по кромке шоссе, пробегал прохладный ветерок, и становилось легче дышать. Город ждал грозы, хотя бессердечные синоптики уверяли, что она пройдёт стороной.
И вдруг, вопреки всем прогнозам, мощный циклон Анна-Лиза пронёсся по «Фее-кофее», умчался на верхние этажи и спустился вниз с чемоданом и саквояжем. Подобно камере наблюдения, Джордж послушно фиксировал все её передвижения.
Циклон поднял с мест посетителей, закружил по залу Елену Васильевну, Костыля, официантов, бармена. Где-то почти вне поля зрения маячила Алиса — то появлялась, то исчезала, давала дельные советы и почему-то поторапливала. Камера наблюдения наблюдала и не вмешивалась.
Внезапно Джордж понял, что он может остановить стихию. Только и нужно выйти в чисто поле, встать перед ней — можно даже не падать на колени — и сказать: «Не уезжай. Я без тебя не могу». И она не уедет. Но если остановить её так, она потеряет какую-то важную часть себя, ту самую, которая сводит его с ума, кружит голову. И — вот парадокс — тогда, хоть она и будет по-прежнему с ним, но он останется без неё. Так уж лучше знать, что она, настоящая, есть где-то на Земле, чем видеть каждый день рядом её бледное отражение и знать, что той, которой она была когда-то, больше нет совсем.
Джорджу был отвратителен этот всё понимающий мудрец, засевший в его голове. Куда проще быть эгоистичным идиотом, вцепиться двумя руками в то, что, по твоему мнению, принадлежит только тебе, грызть любого, кто покусится на него, рычать, когтями землю рыть, потерять человеческий облик — но выйти победителем.
Хотя тот, кто встанет на пути торнадо, победителем из него не выйдет. Вылетит, как тряпичная кукла, пролетит немного по воздуху и шмякнется на землю в неестественной позе.
К тому же, он без неё сможет. Ему будет тяжело, особенно поначалу, но он сможет и переможет.
Наконец, Анна-Лиза подошла к нему сама. Карусель остановилась — а может быть, Джордж на некоторое время оказался в центре циклона, а всё вокруг по-прежнему вращалось, гудело и летело, и только он был в безопасности.
— Что тебе подарить на разлуку? — помолчав, спросила она.
— На прощание. Подари мне на прощание надежду.
— Я подарю тебе слово, что вернусь. Мы с тобой уже вымазались одним миром — я обязательно вернусь.
