— В моём возрасте ничего ещё не пора. Ну а вообще... Разок влипал, конечно. Но я думал, что так будет и с другими тоже. Я ж не знал, что мне с первого раза повезло. Или не повезло — это как посмотреть. Я всего-то несколько раз сходил из интереса налево, и ей это надоело.
— Ничему-то тебя жизнь не научила. А теперь ты нашёл свою первую любовь в какой-нибудь социальной сети и хочешь её вернуть? И я должен бить тебя до посинения, чтобы отбить это желание? А не буду! Пойди и верни, если тебе так хочется.
— Да нет, всё не так. Мы поддерживаем отношения, помирились почти сразу, как расстались. Несколько раз встречались потом, пока она своего нынешнего не нашла. Он ей больше подходит — спокойный такой, серьёзный, а то мы были просто парочкой бешеных раздолбаев, всем смешно с нас делалось.
— Дальше.
— Дальше? Ты только не подумай, что я жалуюсь. Я не жалуюсь, меня всё устраивает — когда, знаешь, с порога оговаривается, что никто никому ничего не должен. И есть все шансы, что второй встречи не будет... Ну, это здорово, знаешь ли. Такое ощущение свободы. Отсутствие обязательств.
— Да-да, я помню. Каждый человек — это отдельный космос. И второй космос ему не нужен. Нормальная такая теория, только мне она не подходит.
— Теория нормальная, — согласился Виталик, — но не полная. Когда человек вдоль и поперёк исшарил свой собственный космос, он ведь и заскучать может. И только внимательное, вдумчивое исследование соседней Солнечной системы может его вытащить из этого дурацкого состояния.
— Так почему бы ему не поискать себе какую-нибудь систему, вместо того чтобы исследовать границы моего терпения?
— Понимаешь, Космос — это такое переменчивое явление. Ещё тысячу световых лет назад, когда ты занимался исследованием собственных миров, вокруг твоей системы роились разные другие системы, а когда внутренние исследования завершились — они унеслись куда-то далеко-далеко.
— Я должен долбануть тебя по башке так, чтобы ты потерял воспоминания о последних годах своей бездарно прожитой жизни? — начал терять терпение Лёва. — Чтобы вернуть тебе свежесть ощущений?
— Честно говоря, про то, что тебе придётся меня ударить, я приврал — чтобы ты не выгнал меня сразу с порога. Думал, что пока я с тобой разговариваю, в голову какая-нибудь идея придёт. А она что-то всё не приходит и не приходит.
— Знаешь что, дорогой друг? Бить я тебя не стану, конечно. Совет дам. Которым ты не воспользуешься. Попробуй неделю, две, месяц не знакомиться с новыми девушками. Старые отношения поддерживай, раз уж они есть, а новых не заводи. Тебе надо остановиться и понять, зачем тебе всё это.
— Что значит — не заводи? А если именно в этом месяце меня ждёт встреча с той самой, единственной, которая, я верю, где-то существует на этой земле?
— Ой, я тебя умоляю. Если ты её увидишь — то мои советы тебе по сараю будут. Впрочем, я так смотрю, они тебе уже по сараю.
— Пока нет, — вполне серьёзно покачал головой Виталик. — Хороший совет на самом деле. Спасибо.
В этот момент у него в кармане завибрировал мобильный телефон — от кого-то пришло сообщение.
— Смотри-ка ты. Девушка Таня вздумала мириться, — удивлённо произнёс Виталик, разглядывая трубку.
Телефон завибрировал у него в руках ещё раз, потом — ещё.
— Ух ты, она мне целый ультиматум накатала. Что я должен делать, чего не должен, что она обещает делать и не делать. Тоска. Не буду я поддерживать эти отношения. Даже отвечать ей ничего не буду. Пусть считает, что у меня тонкая душевная организация и я принял её «Убирайся из моей жизни навсегда» слишком близко к сердцу, — патетически воскликнул Виталик и прижал руки к груди.
— Сердце слева, — подсказал Лёва, — а теперь убирайся, пожалуйста, из моего кабинета. Не то чтобы навсегда, но на какое-то время. Мне работать надо.
Мсье Жиль, шеф парижских мунгов, давно потерял интерес к работе. Он сам и его люди еженедельно совершали чудеса. Мир при этом день ото дня становился всё более нервным, злым и суетливым и не менялся к лучшему, сколько бы желаний ни исполнили разбросанные по всему миру команды мунгов. Даже фастфуд, по мнению мсье Жиля, приносил больше пользы: вот к кассе подошёл голодный, грустный и обессилевший человек, а вот он глотнул кофе, закусил гамбургером — и оживает на глазах. Конечно, было бы лучше дать ему куриную ножку и стакан вина, но и так тоже ничего. А желания — что желания?
Свои сомнения мсье Жиль скрывал от подчинённых. Мало ли что он думает обо всём этом? Не распускать же из-за этого команду с такой богатой историей? Да и не в его это власти: только Кастору решать, когда отправить его на покой.
Уже несколько лет шеф парижских мунгов, стиснув зубы, дисциплинированно убивал себя на надоевшей работе. Его отношение к делу не прошло даром и для остальных: команда как будто погрузилась в анабиоз, застыла на месте. Каждый следующий день был похож на предыдущий, несмотря на бесконечный поток носителей, с их неожиданными, не похожими друг на друга желаниями. С появлением Техника Клоделя атмосфера начала меняться: энергии Жана хватило на то, чтобы растормошить это сонное царство, заставить всех открыть глаза и посмотреть по сторонам. Всех, кроме мсье Жиля.
После смерти Гийома, старого друга и учителя, шеф совсем разочаровался во всей этой мистической чепухе. Какие-то желания, которые всегда были и всегда будут, исполняй их, не исполняй. Бесконечный хоровод чужих несовершенств. Непонятная цель, непонятный смысл — зачем всё это, когда исполнители желаний умирают совсем как обычные люди?
Забыть об этом насовсем или хотя бы на время, стать обычным менеджером, руководителем «Макдоналдса», сделать предложение вдове Б., живущей этажом ниже, — благо, она отправила своих вредных дочерей в Университет Поля Сезанна, или куда там ещё уехали эти девицы? Жениться, прожить остаток жизни спокойно, просто, как обычный человек, даже не носитель желания, а самый что ни на есть заурядный обыватель. Так нет же! Вместо этого надо руководить бессмысленным балаганом.
А мальчишка Клодель и эта новенькая Мари когда-нибудь сами придут к той же мысли. Не сейчас: они ещё слишком молоды и слишком гордятся тем, что им дана власть над чужими желаниями. Но спустя лет тридцать, может быть, даже меньше они всё поймут. Мсье Жиль и сам когда-то был таким: восторженным юным балбесом, верящим в чудеса.
Летучки в парижском филиале проходили в тесной пыльной комнате на втором этаже и назывались «собранием профсоюза». Остальные сотрудники «Макдоналдса» только посмеивались над этими сборищами, но сами в «профсоюз» вступать даже и не думали: мсье Жиль, приветливо приглашая всех новеньких присоединиться, выдвигал такие чудовищные требования, перечислял такие правила и обязанности, что всем становилось страшно и скучно.
На этот раз на «профсоюзное собрание» позвали только Машу, Али и Ахмеда — последние были в парижской команде Бойцами и напоминали профессиональных боксёров, которых показывают в телепрограмме «Бои без правил».
