Он позвонил подруге Елены Васильевны, в надежде, что та остановит его. «Тебе повезло, парень. Если загранпаспорт в порядке, то я тебя в следующие же выходные отправлю в Париж с группой. Заноси документы в субботу с утра, только не тяни с этим», — приветливо сказала она.
Выписать себе справку с работы он сможет сам, завтра же. Рядом с офисом есть фотоателье. Анкету заполнит. Паспорт в порядке. В прошлом году Константин Петрович ездил на Франкфуртскую книжную ярмарку. На два дня. Даниил Юрьевич придумал ему пустяковое поручение, лишь бы этот трудоголик хоть немного развеялся.
Следующий уик-энд его вполне устраивает. У родителей был на прошлой неделе, авралов не предвещается. На всякий случай он открыл ежедневник. В графе «планы» красивыми округлыми буквами было выведено: «Быть с Машей в Париже».
— Прекрасно. Я даже укладываюсь в график, — удовлетворённо произнёс Константин Петрович и перешёл к следующему пункту плана — котлете на ужин.
Наташа и Лёва шли по берегу Невы. Лёд недовольно урчал и ворочался в своей берлоге, но с места не двигался. Лёва уверенно заявил, что в воскресенье начнётся ледоход и он решительно настроен собрать горожан полюбоваться этим зрелищем. Нужно только выбрать самое удобное место, ведь наблюдать за движением льдин по Неве можно бесконечно.
— Когда хочешь завести новую традицию — действовать надо сразу, чуть только идея стукнет тебе в голову. Не то найдутся другие умники, которые к тому же захотят извлечь из этой идеи выгоду, — заявил он. — Вот мы-то с тобой от чистого сердца хотим сделать подарок людям, верно? А стоит только об этом прознать каким-нибудь акулам капитализма — и всё! Оцепят все набережные и будут брать деньги за счастье полюбоваться сходом льдин, и превратят честный ледоход в рекламную кампанию нового продукта.
— Вот, посмотри, хорошее место, — перебила его Наташа. — А ты уверен, что кто-нибудь, кроме нас, придёт смотреть на ледоход? И где гарантия, что он начнётся именно в воскресенье?
— Придут, придут! Я уже запустил эту идею в Интернет и дёрнул всех толковых журналистов. Каждому обещал эксклюзив. Придётся как-то выкручиваться.
У Лёвы в кармане затрезвонил мобильный телефон.
— Алё, Игорь? Всё в силе, да. Я тебе вечером место и время скину. Держись.
— Опять журналисты? — улыбнулась Наташа.
— Пятый канал прорезался. Теперь нельзя отступать.
— И что же ты им всем наговорил?
— Что Пётр Первый любил смотреть на ледоход и от этого успокаивался. И что потом Екатерина Вторая хотела ввести такой обычай, но тут появился Пугачёв и отвлёк её. Потом о начале хрущёвской оттепели. Якобы Хрущёв приехал в Ленинград, встал на берегу, понаблюдал за ледоходом и подумал: а не пора ли оттепель нам учредить?
— И тебе поверили? Зачем ты только всё это придумал?
— Не знаю. Захотел сделать тебе подарок. Сперва хотел звезду с неба достать, но потом подумал: звёзд так много, они такие одинаковые, люди так часто дарят друг другу звёзды, а ещё чаще обещают их подарить, что это уже стало традицией. И тогда я решил создать новую традицию. И посвятить её тебе.
Лёву снова отвлёк звонок мобильного.
— Да-да, я тебе сегодня вечером точно скажу, где это будет. Никому ни слова. Чао.
— Хорошую штуку ты придумал, — сказала Наташа. — Может быть, именно во время ледохода я встречу того, кого жду.
— Может быть, ты уже его встретила. Хватит бегать по кругу: от того, кто нас любит, к тому, кого любим мы. Надо разорвать этот хоровод, повернуться лицом к тому, кто любит нас, и попробовать полюбить его в ответ.
— Скоро начнётся ледоход. Обычно лёд двигается по течению, только вперёд. Если льдина остановится и повернётся лицом к той, которая бежит следом, будет затор, начнется наводнение.
— И город наводнит любовь.
— Расскажи об этом Евгению и Медному всаднику.
Лёвин телефон снова застрекотал, требуя внимания.
— Здорово, Евгений. Ты где сейчас? В Питере? Возле Медного всадника? Слушай, мне нужно срочно с тобой поговорить! Стой там и никуда не уходи.
Лёва убрал телефон в карман, схватил Наташу за руку:
— Бежим скорее! Евгений с Медным всадником ждать не будут!
— Ты Петра Первого, случайно, не пригласил? — еле поспевая за ним, выкрикнула Наташа.
У Лёвы снова зазвонил телефон. — Алё, Пётр, это ты? Как, уже на Первый перебрался? Рад слышать. Хочу пригласить тебя на одну тусовку...
Дмитрий Олегович шагал по Невскому проспекту в сторону Московского вокзала, любовался огнями вечернего города, вдыхал свежий тёплый весенний воздух. Он сумеет договориться с проводником — не впервой — и доедет до Москвы. А там устроится, зацепится и будет жить, просто жить. Коля и Миша — неповоротливые и негибкие неудачники, не сумевшие выгодно использовать своё изгнание. Он не повторит их ошибки.
— А кто это у нас тут в изгнанники собрался? — остановил его ворчливый, прокуренный голос, спутать который невозможно было ни с каким другим.
Цепочка на шее стала тяжёлой и горячей. Ингвар Эрикссон собственной персоной обогнал ученика и преградил ему путь.
— Ты мне ещё пригодишься! — заявил он. — Поворачивай, вон наша маршрутка, останови её, и поехали.
— Хозяин, у меня денег нет.
— Пошарь в карманах.
Уже совсем стемнело. Промчавшись по Невскому, свернув на Васильевский остров, поплутав в каких-то дворах и высадив всех пассажиров, кроме Дмитрия Олеговича и невидимого Эрикссона, маршрутка направилась в сторону Приморской.
«На Смоленское кладбище везёт меня. Там он меня и закопает», — подумал Дмитрий Олегович.
— Конечная! Выходите! — окликнул его водитель.
Он вернулся в реальный мир. Маршрутка остановилась в чистом поле. Вдали, освещённые тусклым фонарём, высились ограждённые забором развалины.
Дмитрий Олегович послушно вышел на улицу, и маршрутка умчалась прочь из этих безлюдных мест.
— Ну, топай за мной, — приказал Эрикссон.
Они подошли к забору, выкрашенному синей краской, Эрикссон сдвинул в сторону ничем не отличающуюся от прочих секцию, пропустил ученика внутрь.
— Это бесконечная стройка, — непонятно пояснил он и зашагал дальше.
Первый этаж огромного здания был отстроен почти целиком. За остальные не брались, видимо, очень давно . По сравнению с забором, постройка казалась древней.
Они вошли в здание, спустились вниз по щербатой лестнице, повернули налево — и оказались в знакомом коридоре.
— Добро пожаловать в родную камеру, — осклабился Эрикссон, распахивая дверь перед своим пленником.
— То есть я всё это время провёл здесь, в этом городе? Неудивительно, что я чувствовал себя будто дважды в тюрьме. Этот город не создан для счастья. Не было у его создателей такой цели — сделать счастливыми будущих здешних жителей.
