– Балда. Я только фотографировала. А вот смотри – видишь, тень на стене дома? Сечёшь, как она с граффити сочетается?
– Красиво, – вымученно выдохнул Шурик.
Он чувствовал, что взгляды всех сотрудников (и главным образом – сотрудниц) фирмы прикованы к нему, и взгляды эти шарили, оценивали, прикидывали – словом, вели себя крайне бесцеремонно и нагло. Даже не будучи Читателем, можно было понять коллективное желание этих людей: «Вот бы узнать, где наша ненормальная такого мужика отхватила?» Но желание это, хоть и было общим для всех и при этом довольно мощным, на заветное никак не тянуло, поэтому Шурик и не подумал его исполнять. Превозмогая душевную щекотку, он старательно наслаждался видами свалок и заброшенных домов, нетуристических пригородов Петербурга и разных диковинных, почти музейных предметов, обнаруженных на блошином рынке возле платформы Удельная, пока наконец Амнезина не сжалилась и не постановила, что можно теперь и уединиться. Наблюдатели разочарованно вздохнули и поспешно сделали вид, что задержались на работе по каким-то вполне объективным причинам, а не исключительно из пустого любопытства.
На улице было морозно и сказочно: снег медленно падал крупными хлопьями, он как будто возникал из ниоткуда прямо над головой и затем исчезал в то же самое никуда, почти достигнув земли. Шурик так засмотрелся на эту красоту, что чуть не попал под машину, хорошо хоть Амнезина, крепко схватив его за воротник, вернула своего спутника обратно на тротуар, где они благополучно дождались зелёного сигнала.
В «Восточном эспрессо» было шумно и многолюдно. Шурик никогда не приходил сюда в такое время и даже слегка растерялся, не понимая, где можно сесть, чтобы спокойно поговорить, но тут снова вмешалась Амнезина и силком утащила его в зал для некурящих, где было ещё достаточно мест.
– А ты разве не куришь? – удивился Шурик.
– Когда как. Сегодня могу не курить. Мы же пить вроде не собираемся. А ты понравился нашим курицам. Надо придумать тебе героическую биографию, чтобы завтра им рассказать.
Шурик даже сначала не понял, о чём это она. А когда понял, искренне удивился:
– А почему нельзя сказать как есть?
– Тогда придётся говорить всю правду. Что ты мой друг, а не то, что они подумали. Нет, если уж врать – то целиком, полностью переворачивая действительность с ног на голову.
– Забавно. Ты так не любишь правду?
– Люблю. Но правда хороша, когда рассказываешь о чём-то далёком, неизвестном – затерянных городах, оазисах в пустыне, высокогорных селениях и тропических лесах. А кому интересны отношения, которые ничем не выделяются среди прочих? Нет уж. Я им скажу, что ты тайный сотрудник какой-нибудь организации, работающий под прикрытием.
– Не надо, – твёрдо сказал Шурик. – У меня внешность не героическая. Тебя сразу раскусят. Скажи лучше, что я… Танцую за деньги с богатыми старухами в закрытом ночном клубе «У Марины и Галины».
– Это ещё кто такие?
– Хозяйки клуба, – уверенно сказал Шурик. – Серьёзные такие дамы глубоко за восемьдесят. Для развлечения иногда подменяют вышибал на входе. Тогда в заведении царит особый порядок.
– Качественный гон, – одобрительно кивнула Амнезина. – Только что в этом клубе забыла я?
– Ты там вообще ни разу не была! Наоборот, это я тебя случайно встретил и так обрадовался тому, что ты поёшь, а не танцуешь, что сразу упал к твоим ногам!
– Упал? По-моему, это лишнее.
– Это – пикантная деталь, добавляющая всей истории достоверности. Я устал, ноги не держали меня, честно заработанные миллионы оттягивали карман. Сильный ветер пригибал к земле моё измождённое тело – и тут я увидел тебя.
– Смешно, – кисло сказала Амнезина и отвлеклась от беседы, чтобы сделать заказ – чашку кофе и пару самых экзотических пирожных из всех, какие можно было отыскать в меню.
Шурик остался верен себе и, как будто рассказывая старую детскую считалку, перечислил на память привычные сладости в привычном же количестве – так, что его спутница лишь уважительно присвистнула, а официант понимающе кивнул: он уже не первый раз видел здесь этого клиента и знал, что тот запросто съест всё, что заказал.
– Тебе, значит, не понравились мои фотографии, – немного помолчав, произнесла Амнезина.
– Почему, понравились, – сказал Шурик, – просто я в этом ничего не понимаю.
– Значит, не понравились. Люди всегда говорят «я в этом ничего не понимаю», когда считают что-то скучным и неинтересным. А если тебе что-то кажется скучным и неинтересным, то найди в себе смелость сказать, что оно тебе не понравилось.
– Если мне что-то неинтересно, – задумчиво сказал Шурик, – то мне просто лень думать, понравилось оно мне или нет. Кстати, я тебя вчера зафрендил и почитал. Ты так смешно и здорово написала о том, как ездила в Индию.
– Покажи мне человека, который об этом будет писать грустно и скучно. Ну только если тот, кто подцепит в первый же день какую-нибудь желудочную заразу.
– Навалом таких людей, по-моему. Скажу как редактор: тебе надо больше писать про путешествия.
– Чтобы больше писать про путешествия, надо больше путешествовать. А у меня работа. Тьфу ты, чёрт, опять настроение испортил. Зачем дразниться-то? Зачем манить человека несбыточным? Видишь, я и так стараюсь полюбить свою уродскую работу и фиговую судьбу – не можешь помочь, так хоть не мешай.
«Я могу помочь, – подумал Шурик. – Даже если ты до последнего не захочешь в это поверить и будешь отпихивать от себя несбыточное руками и ногами». Но вслух он сказал совсем другое. Мол, что пытаться полюбить что-то или кого-то – это всё равно, что, созерцая глухую стену дома напротив, пытаться увидеть на её месте роскошный парк с прудами и тихими аллеями. Со временем можно достичь успеха в искусстве мысленной подмены образов, кто же спорит, но куда проще перестать пялиться на эту самую стену, выйти из дома и отправиться на поиски вожделенного парка. Может быть, такой же точно и не встретится, но похожий – найдётся наверняка.
– Афигеть, какой ты умный, много книжек читаешь, да? – хмыкнула Амнезина и уставилась в свою чашку. – Я их тоже читаю, можешь мне поверить. А толку? Никакого.
После этого разговор как-то сам собой сошел на нет, к тому же на столике наконец появились долгожданные шедевры кондитерского искусства, которым нужно было отдать должное. Когда тарелки опустели, собеседники с облегчением расплатились – каждый за свой набор сладостей – и довольно сухо попрощались. Шурик, как хороший Попутчик, вновь принялся копировать манеру поведения и интонации своей собеседницы, а мыслями он был уже далеко от «Восточного эспрессо» – в редакции самого авторитетного городского ежемесячного журнала «Невские перспективы». Не сказать, чтобы с этим журналом его связывали особо приятные воспоминания, но сейчас это почти не имело значения.
Многие люди, подобно Амнезине, страшно гордятся своей недоверчивостью, более того, считают её одной из главных людских добродетелей. «Меня не проведёшь, я стреляный воробей. Чудес в природе не бывает!» – подмигивают они мирозданию, и мироздание, пожав плечами, отступает – зачем человека разочаровывать? На самом деле недоверчивость – это всего лишь инстинкт, обычный такой, развивающийся в процессе жизнедеятельности. Любая подопытная зверюшка это вам подтвердит: три удара током навсегда отучают от желания свернуть в левый тоннель во время экспериментальной прогулки по лабиринту.
