– Я так и подумал. Поэтому ничего ему не сказал, взялся за паузу с другой стороны и тоже стал её держать. Ну, мы этак постояли какое-то время, держась за эту паузу обеими руками, он понял, что не на того напал, и с ходу так ухнул: «Не губите мою жизнь и карьеру, позвольте журналисту из „Невских перспектив" взять у вас интервью». Художественное преувеличение – но какое! «Жизнь и карьеру», – не кот чихнул… Я решил не губить ни того, ни другого, взял у него все координаты, ну и… Кстати, я тут у вас где-то опьянение своё потерял. Не встречалось тебе оно?
– Я не брал, – ответил Виталик, не отрываясь от компьютера. – Может, бабки Гусевы выпили? До конца коридора и направо.
– Дикий вы народ – ленинградцы. Я же не бутылку потерял, а если бы и потерял, то стал бы, что ли, из этого проблему делать? Ну выпили – и на здоровье. Если во благо. Я, понимаешь, пришел сюда днём приятно опьянённый, а ушел какой-то муторно трезвый. Ну ладно, сейчас исправим. По пивку? Я пива с собой прихватил, вашего, кстати, местного.
– Буквально через десять минут, ага? – заискивающе улыбнулся Виталик. И по выражению лица собеседника понял, что не «ага». «Силы небесные, дайте мне силы, – горестно подумал Техник. – Ну нельзя же так издеваться над маленьким слабым мною! Конечно же мне хочется выпить пива с любимым писателем – это, не вопрос, куда интереснее, чем считать эти бесконечные циферки, но дело должно быть доведено до конца. Точка».
– Смотрите-ка, а у меня совершенно случайно вобла в столе завалялась, – нашел выход из положения Виталик. Специалисты предпочитают чистить воблу медленно, степенно, а главное – молча. Именно на это и рассчитывал Техник. Сколько времени эта вобла «валялась» в его столе, он благоразумно предпочёл не уточнять. – Отличная вобла, прямо от производителя!
– От какого производителя? От другой воблы, что ли? – начал заводиться писатель. – Я вот не понял, это ты мой поклонник или наоборот? Вот просто взгляни на ситуацию со стороны: живёт рабочий какой-нибудь парень где-то на Оклахомщине, чинит в отцовском авторемонте чужие тачки, и тут к нему Элвис Пресли приезжает, на розовом «кадиллаке». Говорит: «Хэллоу парень, я тут сочинил песню, думаю, кому бы её пропеть. А ещё у меня в багажнике три ящика пива, а пить не с кем. Может, тяпнем маленько?» А парень ему такой: «Нет, знаете, дяденька Элвис, мне тут надо карбюратор поменять и дворники почистить, а когда я всё это сделаю, можете петь мне свою песню сколько хотите». Как думаешь, что ему Элвис на это ответил?
– Думаю, что я сдаюсь, – устало протёр глаза Виталик, отключил монитор, чтобы тот тоже отдохнул немного, и протянул руку за заботливо откупоренной бутылкой светлого прохладного пива. – Рассказывайте, я весь ваш. – Так-то лучше, парень. Так-то лучше. Можешь пока заняться воблой, а я тебе за это сказку расскажу.
– Я весь превратился в слух. Ну то есть почти что весь. Незначительная часть меня превратилась в руки, и эти руки уже чистят воблу!
Йозеф Бржижковский одобрительно хмыкнул, двумя пальцами открыл пивную бутылку, отхлебнул чуть не половину, поставил на пол, устроился на стуле поудобнее и начал рассказывать.
– Ну, ты и без меня знаешь, что шарлатаны, зарабатывающие на людской доверчивости, – это явление сравнительно не новое. Да чего там – это близкие родственники сочинителей историй вроде меня. Только писатель заключает с читателем честный договор: расскажу я тебе, брат, историю, хочешь – верь, хочешь – не верь, но тебе будет интересно. Однако сперва заплати деньги. Нет, это я не тебе, ты слушай даром, потому что ты избранный. Не надо по сторонам оглядываться, ты мной, а не кем-то ещё избранный. Что у тебя глаза всё время бегают, я не понимаю? Спёр что-нибудь? Имей силы жить с этим дальше и больше не воруй, если такой совестливый. А пока прямо смотри. Вот так. И про воблу не забывай. Я тебе рассказываю историю, и ничего мне за это не надо, даже веры в мои слова. А шарлатаны тоже вроде как истории рассказывают, и привирают не меньше моего – но требуют, чтобы им платили не за сказки как таковые, а за веру в их подлинность. Чуешь разницу? А по-моему, история хороша своей затейливостью, а стряслась она на самом деле или нет – со временем уже не имеет значения.
– Пока что я вам верю. Ну то есть мне кажется, что вы ни единого слова сейчас не выдумали. – А это неважно, выдумал или нет. Важно, что у тебя глаза бегать перестали – значит, интересно рассказываю. Ну слушай тогда дальше. Забрёл я сегодня на заседание какой-то секты. То есть сначала я зашёл в ресторан, но там кормили отравой и долго не несли выпивку, так что я разругался со всеми и пошёл себе прочь, хотел было в следующий кабак идти, потом смотрю – объявление у выхода: «Узнай всё о своих желаниях», на таком-то этаже, в таком-то офисе. Написано вроде даже с ошибками. Ну, словом, нормальное такое, житейское объявление. Я грешным делом подумал, что это бордель, – и пошел узнавать всё о своих желаниях. Смотрю – и народ туда чешет. Поднялся, значит, на последний этаж, захожу в коридор – и чувствую запах. Я его ни с чем не спутаю. «Барац-Палинка», венгерская то есть абрикосовая водка.
– Паленка? – скривился Виталик.
– Сам ты паленка! Лучшая водка в Европе, я тебе отвечаю. Летел я когда-то в Югославию… А прилетел почему-то в Венгрию. Кажется, меня ссадили по дороге, или я перепутал чего. И провёл я в этой Венгрии неделю, которая целого года стоит. И водка эта, водонька, «Барац-Палинка», рекой текла, и девчонки были весёлые, и мужики сообразительные, хоть мы ни слова не понимали из того, что говорили друг другу. И вот я слышу запах этого божественного нектара. Иду, конечно, вперёд, как атомный ледокол. Там люди суетятся, за вход денег просят. Но меня уже не остановить. За ради «Барац-Палинки» ничего не жалко. Ты видишь – у меня даже сейчас руки трясутся!
Йозеф Бржижковский утёр глаза рукавом и залпом допил оставшееся пиво.
– Заплатил, зашел. Запах милой моей «Барац-Палинки» ещё сильнее, но примешивается к нему дрянь какая-то, наркота мажорская и ещё что-то несусветное, с оттенком дурки. А внутри зальчик такой, всё чистенько, беленько, как в свежеотстроенной церкви у протестантов. Все сели, и я тоже сел. На трибуну полез какой-то хлипкий тощий червь системы «докладчик докладов». Я-то ещё думаю – ну, должно быть, скучная презентация, а потом – весёлый фуршет. Так вот не тут-то было. Влез, значит, на трибуну докладчик докладов – и ну корчить из себя специалиста по всеобщему счастью.
– И как же он видит себе это всеобщее счастье? – поёжился Виталик. Ему представились многомиллионные колонны насильно осчастливленных людей, марширующие по длинным проспектам, протянувшимся от Москвы до самых до окраин.
– Ну, говорил-то он сущую чепуху. Но харизмы ему не занимать.
– Так что он говорил?
– Ну что может говорить докладчик докладов, сам подумай! – даже рассердился писатель. Ему не хотелось пересказывать чужую байку. – Взял, как это бывает, здравую идею и на разные лады начал её повторять, чтобы всех уже этой идеей стошнило. Но никого не тошнило почему-то, даже я держался. Потому что похмелье своё где-то потерял, а без этого не тошнится совсем, даже когда при мне полную чушь мелят.
